Лев Трутнев - Живи и радуйся

– Поехали! – ловко перемахнув через борт телеги, крикнул он.

Лошадь взяла резво – телегу затрясло, забросало из стороны в сторону. В вымерзших лужицах захрустел ледок. Защекотал лицо стылый воздух. Но мое душевное волнение не исчезало: что будет там, в неведомом ночном лесу? В таинствах серьезной охоты? Чему удивлюсь? Отчего вздрогну?.. Дома-то все обвыклось, потеряло остроту новизны. А тут такое!..

За деревней стало светлее. Отчетливо выделялись и трава, припудренная инеем, и темная дорога с белыми, как плесень, пятнами изморози. Шире заиграло небо глубинной прозрачностью и густотой звезд…

Как-то незаметно, отдаваясь каждый своим мыслям и чувствам, мы доехали до темного, беспросветного леса. Лишь в его глубине, полностью гасящей взгляд, слабо белели высокие березы, печатаясь вязью голых вершин на посветлевшем небе…

Держась обеими руками за борт телеги, я до рези в глазах вглядывался в каждый куст, каждую неясную валежину, каждый пень… Вдруг за ними кто-нибудь прячется!.. Вдруг волки?.. Или какой-нибудь невиданный зверь!.. Но опушка медленно проплывала мимо, и ничто не нарушало ее зябкой тишины: ни звуком, ни движением.

И вдруг впереди показался какой-то темный большой силуэт. По спине словно провели влажным концом полотенца. Сердечко екнуло… Миг, и я разглядел стог сена…

– Прибыли, – вполголоса объявил дед, останавливая лошадь. – Поднимайте чучела, а я коня распрягу…

Первым спрыгнул в сухую траву Кольша. Он взял топор, мешок с чучелами и пошел к лесу, ничего не сказав.

Я тоже сполз с телеги, ловя затекшими ногами землю, и поспешил за ним. Тревожно застрекотала сорока в глубине леса, и Кольша остановился, вглядываясь в ближние деревья.

– Рано всполошилась. Нас услышала или зверь какой напугал. – Он бросил мешок с чучелами в траву. – Ты со мной не ходи, побудь здесь, я один подчучельники вырублю…

Чутко ловил я каждый шорох, стоя на опушке леса, и слышал, как дед тихо бормотал что-то, разговаривая или сам с собой, или с лошадью, как ломались сухие сучья под ногами у Кольши, как уныло свистел ветер в деревьях, и мысленно торопил события: ну скорее бы началась охота!.. Скорее бы!..

Гулко застучал топор, отпугнув все звуки, и сразу потеплело на душе от этого домашнего стука, отлетели ненужные мысли…

Пока дед возился со сбруей, распрягая лошадь, и маскировал телегу у стога, Кольша приволок три прогонистых березовых шеста.

– Держи, – подал он мне тонкий конец одного из них. Сам он наклонился и вынул из мешка чучело косача, сшитое из черного сукна. – Есть один! – Кольша насадил на шест чучело, всунув его острие в специально оставленное отверстие. – Поехали. – Он потянул шест к разлапистой березе на опушке колка и поднял его, прислонив к одному из нижних сучьев. – Придерживай, чтобы не упал. – Ловко охватив корявый ствол дерева руками и ногами, Кольша полез по нему и быстро добрался до толстого отростка. Опираясь на него, он потянул к себе шест вместе с чучелом, просовывая вверх промеж сучьев.

Я стоял, задрав голову, втайне завидуя Кольше, и восхищался его ловкостью, замирая от остроты чувства страха перед высотой.

Так, перетягивая за собой шест с чучелом, Кольша долез чуть ли не до вершины дерева и укрепил шест раздвоенным концом на одном из сучьев. Чучело зачернело над самыми верхними ветками березы и удивительно походило на сидящую там птицу. Слез Кольша быстро и поволок второй шест с чучелом к другой березе…

– Как тут у вас? – Вздрогнув, я оглянулся. Сзади стоял дед, подняв голову. – Сойдет, – остался он доволен тем, как поставлено чучело. – Валяйте дальше, я пойду скрадок делать…

Быстро светало. Далеко отходил от леса покос со стогами сена, подпирало ближние островки леса обширное жнивье с частыми кучками соломы, и убегала вдаль травянистая пустошь…

Дед ходил по лесу, ломая мелкий валежник, топтался у кряжистой березы. И пока я наблюдал за ним, подошел Кольша.

– Все! Четыре чучела поставил – три на березах, а одно на тальнике пристроил. – Лицо его было распаренным и веселым. – Идем теперь за соломой. – Торопясь, он направился к жнивью. Я – за ним.

Большая кучка соломы желтела невдалеке, Кольша охватил ее сверху и крикнул мне:

– Бери тоже охапку!

Мой клок соломы, который я выхватил сбоку, трудно было назвать охапкой, но кое-что я все же понес. Солома пахла землей и пшеницей. Легкая вначале поноска быстро потяжелела, поползла вниз, мешая ходу. Выглядывая из-за нее, я не терял из вида Кольшину спину и крепился, сильнее и сильнее сжимая немеющие руки…