Лев Трутнев - Живи и радуйся

Ранним утром Василий поднял людей на поиски жены с дочкой. И я в тех поисках участвовал. А нашел их заозерный охотник с собаками. Мертвыми. В ближнем лесочке. Помнишь того охотника, у которого мы с тобой были? – Я, отогреваясь на печке, отозвался. Рассказ будоражил, тянул мысли к моему недавнему сну на морозе. – У Танюхи, – досказывал дед, – было больное сердце, и случился у неё приступ со смертельным исходом, а пятилетняя девочка не могла знать дорогу и весь колок истоптала в поисках выхода, да так и замерзла. Ну а Василий после похорон напился и повесился. Вот так и сгинули три брата не за понюх табаку, а с ними и род Доманиных – думай, гадай – не угадаешь. Только зло оно и есть зло, чтобы грести под себя тех, кто неразумно оступился. Слушай да гляди. – Это уже дед мне кинул намек.

А я, засыпая в охвате тяжкого воображения, еще раз, кроме всякого прочего, засек для себя, что мороз коварен и с этим нельзя не считаться.

Под Новый год затеяли поставить концерт. Оказалось, что новая учительница литературы – Ирина Андреевна, хорошо поет. Мих Мих взялся почитать отрывки из «Василия Теркина», а мы с Ван Ванычем разучили марш «Прощание славянки». Он, как всегда, на скрипке, я – на мандолине. Вроде бы не ко времени была эта музыка, но все боевая, захватывающая дух, и по исполнению не из простых. Федюха Сусляков лихо наигрывал на гармошке «Светит месяц», а Настя Шуева с Ниной Столбцовой освоили дуэтом «Рябину кудрявую». И совсем удивил меня Алешка Красов, решивший спеть «Темную ночь». Были и частушки в исполнении Груни Кудаевой.

Народу в школьный коридор набилось «по завязку». Люди пришли со своими скамейками и табуретками, а многие и вовсе стояли – заманчиво было посмотреть и послушать концерт, пусть свой, самодеятельный, но, после стольких лет угрюмой тишины, все одно – в радость.

Для сцены осталось совсем мало места. Первый ряд зрителей был метрах в двух от «артистов», но других объемных помещений в деревне не было. Затеянный еще до войны клуб, так и был недостроенным.

Ван Ваныч открывал торжественное выступление, хотя в первом ряду я заметил и Хрипатого, но к партийному учению Новый год не имел никакого отношения, более того, советское руководство не очень-то одобряло его празднование.

Первой вышла из учительской Ирина Андреевна. Она запела романс «В лунном сиянии…» Аккомпанировал ей на аккордеоне Петруня Кудров. И как это здорово было! В зале непривычная тишина. Такую тишину я ловил только на охоте, в предрассветном лесу. А потом взрыв хлопков в ладони. Иных восторженных выражений в деревне тогда еще не знали.

Вышли мы с Ван Ванычем. Я сел на табуретку, он стоял. Волнение бурлило во мне диким ключом, тискало сердце, но я, напрягаясь всем телом, не давал ему проявиться наружу. И вот первый звук подал Ван Ваныч, и я тронул струны мандолины медиатором, и сразу словно сползла с меня тугая рубашка напряжения. Я слышал только музыку и видел лишь струны мандолины. И пошло, пошло… С последним аккордом у меня из груди вырвался зажатый в легких воздух, и взрыв аплодисментов. Мельком я заметил, как Яков Кособоков – отец Мишки, сидевший в первом ряду, вытер рукавом глаза. Его деревянный протез, словно дуло какого-то оружья, торчал дальше всех ног, напоминая о недавней войне и как бы укоряя нас в том, что мы вот живы и здоровы, можем играть и слушать музыку, потому что есть он – этот протез.

Федюха Сусляков тоже показал, что он не только способен навоз возить, но и самостоятельно выучился играть на отцовской гармошке, и не просто «пиликать», а дотянулся до более высокой музыки.

Несколько снизила взрывной пыл «Рябина кудрявая», хотя спели её Настя с Ниной на голосах великолепно. А Груня Кудаева снова вернула веселый наплыв в зал, выдав несколько озорных частушек, включая знаменитые «Валенки». Её даже отпускать не хотели, выкрикивая: «Давай еще, еще!»

С легкой хрипотцой, но четко выговаривая слова, прочел про рукопашную схватку Василия Теркина с немцем Мих Мих, заставив кое-кого вспомнить свои схватки, а некоторых и задуматься.

И снова Алешка Красов снизил настрой на веселье, запев «Темную ночь». Голос у него был мягкий, приятного тембра, правильно настроен. И сам он: завидно сложенный, с мужественным лицом, в приятном сочетании темных бровей, глаз, прямого носа, крепких губ и волевого подбородка – был красив. Женская беда да и только. Лишь много позже я понял, что с этого первенца-концерта у многих завязались ниточки судьбоносных отношений, да не на год-два, а дольше, за которые Ван Ваныч женился на Ирине Андреевне, Петруня потянулся к Насте Шуевой, а она запала на Алешку Красова, схлестнувшегося с Груней Кудаевой. И пошло-поехало разрывное время на долгую утряску. Но тогда я и в мыслях не держал что-либо подобное. Получив одобрение от Ван Ваныча и Мих Миха, я, как только начались танцы под аккордеон, быстро ускользнул домой.