Лев Трутнев - Живи и радуйся

Военный окинул меня быстрым взглядом.

– Это и есть Леонид Венцов?

– Он самый. – Дед кивнул.

– На тебя, Леонид, пришла разнарядка из областного военкомата: надо ехать в Москву – поступать в Суворовское училище. Что ты на это скажешь?

Я и вовсе оторопел: «Меня в Москву?!» Вмиг нарисовались: Кремль, башни со звездами, зубчатые стены… Заманчиво, радостно. Но, взглянув на матушку и перехватив ее печальный взгляд, я замешкался. А военный ждал ответа, смотрел спокойно, внимательно.

– Поедешь ты в Москву не один – двое вас таких в нашем районе, – смял он затянувшееся ожидание, – я буду сопровождающим. Проезд – бесплатный и в училище полное государственное довольствие. Пока будешь учиться по школьной программе, а после, при должной успеваемости и хорошем окончании среднего образования, направят в какое-нибудь военное училище осваивать военную профессию, по выбору, станешь офицером, как твой отец, а там и, возможно, академия, генеральские погоны… – Слушал я военного, и дух захватывало от обвальной перспективы. «Это в Москву, столицу, да еще и на полное обеспечение!» Душа так и взыграла, забились в переплясе радужные мысли, сломали и мою робость, и мое минутное колебание.

– Я согласен! – сфонтанировало у меня.

– Ну вот, видите. – Военный взглянул на матушку. – А вы отрезаете звездный путь вашему сыну.

– Из нашей голодухи и навоза, – поддержал военного и дед, – да в такое довольство – это, как из грязи да в князи.

Я понял, что среди взрослых уже состоялся разговор по поводу отправки меня в Суворовское училище, и матушка была против этого.

– Сам сложил голову на чужой стороне и этого хотите забрать!

– Да поймите вы правильно: государство заботится о сиротах войны, берет их на свое полное и бесплатное воспитание. И не всех, а пока только детей погибших офицеров, и то выборочно. Вы будите иметь возможность один раз в год приезжать к сыну в Москву по бесплатному проезду, и он, во время каникул, тоже может бесплатно ездить домой. В чем вопрос – не пойму! Вам такая возможность выпадает – увидеть своего сына на завидном жизненном пути, а вы упираетесь.

– Голова будет на месте и тут выучится. В отличниках вон ходит.

– Вот и хорошо, что в отличниках, – нам такие и нужны сейчас.

Защекотало мне душу от реальных возможностей, потянуло в угар светлых надежд.

– Отпусти меня, мама! – с дрожью в голосе, попросил я. – Хочу в Москву! – Но, взглянув на мать и заметив крупные слезы, выкатившиеся из её глаз, осекся.

– Сам погиб, и ты, сынок, где-нибудь сложишь голову – военный человек подневольный, куда направят – туда и поедешь, – с трудом сдерживая слезы, обратилась ко мне матушка. – И на гражданке можно выучиться, коль желание будет…

Против воли матери не предстояло гнуть свое, и я промолчал.

Еще с полчаса уговаривал матушку военный обо мне и дед его поддерживал, но она – ни в какую.

Два дня на раздумье дал нам военкомовский гонец, и, сев на рыкнувший мотором мотоцикл, уехал в райцентр.

Уговаривали матушку и дед, и двоюродный брат, работавший в райцентре начальником почты, и Ван Ваныч, каким-то образом узнавший про моё направление в Суворовское училище, и близкие знакомые – все бесполезно.

Плакал я по ночам, рвал душу и просился, почти канюча, когда мы оставались вдвоем с матушкой, но она была непреклонной – так глубоко и неотвратно потрясла её потеря отца: боялась она этого потрясения, повтор которого вряд ли бы смогла вынести.

Так и остался я в глухой, полуголодной и полунищей деревне на дальнейшее житье-бытье. А на мою путевку в Суворовское училище поехал сын какого-нибудь военного чиновника, отсидевшегося в войну на тыловых должностях.

Осень снова нагнула нас в хлопотных работах. С огорода убиралось все, что уродилось, что выхаживалось в летние дни и сулило стабильную еду на всю долгую зиму и затяжную, скудную на съедобные дары весну. Вечерами, когда солнце подплывало к вершинам леса, мы с дедом укладывали на тележку пахучего сена с копен и накатывали его в сенник. И так каждый погожий день: днем, после школы, в огороде, к вечеру – за сеном. А над озером гуртились утки и гуси, в лесах – тетерева и белые куропатки, скрадывай их да стреляй – коль время есть. Но его-то и не хватало: отойдешь от работы – уроки школьные тут как тут, ждут своего решения. Только к концу сентября просветлело со временем, да дожди пошли затяжные, носа не высунуть без особой нужды. Даже в школу не все одноклассники ходили – не в чем было. Деревня, в грязных, размытых ненастьем дорогах, ждала заморозков.