Мария Воронова - Судьба без обязательств

– Почему?

– Допустим, мы уговорим Люсю пойти в полицию и признаться, что Климчук напал на нее, а не на Карину Александровну.

– Допустим.

– Допустим, найдется сотрудник, готовый ее выслушать, так вы думаете, она такая дура, что с порога себя оговорит? Сразу заявит, что в составе преступного сообщества планировала убийство? Естественно, нет! Она скажет, что да, было дело, подверглась в метро атаке извращенца. Если нам очень повезет, признается, что отдала пальто Виталию Горскому и понятия не имеет, что он с ним сделал дальше, а если не очень, заявит, что сама выбросила в мусор. Вероятнее всего, сотрудник сделает все возможное, чтобы отфутболить Люсю с ее запоздалыми откровениями, ну а если вдруг она попадет на единственного на весь город энтузиаста, тот максимум, что сделает, – это поручит северным коллегам допросить Виталика, но если он один медработник в стадах белых медведей, то ментов там примерно столько же. Пока они найдут друг друга среди вечной мерзлоты… Ладно, наш энтузиаст позвонит ему по сотовому, и Виталик на голубом глазу ответит, что, держа пальто двумя пальцами за воротник и содрогаясь от брезгливости, вынес на помойку, а какой уж там дальше его бомж подобрал, только Богу известно. И на этом все закончится. Да, скажет энтузиаст, по ходу мы лажанулись, и Климчук не виноват, но простите, он разве осужден? Есть решение суда отправить его на принудительное лечение, а дальше врачи решают, что с ним делать. Если он не представляет опасности для себя и окружающих, то можно его выписывать на амбулаторный этап, и тут без разницы, сто человек он убил или ни одного.

Пестряков нахмурился:

– Вы сейчас к чему это говорите?

– К тому, что иногда просто надо довериться судьбе, – сказал Зиганшин. – Пусть Люся скажет хотя бы про пальто, а дальше как получится. Попадется настырный кадр вроде Анжелки – хорошо, нет – значит судьба такая. А Сашу Климчука я как-нибудь навещу в больнице. Специально надену парадную форму и скажу ему, что мы все выяснили и теперь официально знаем, что он никого не убивал.

– Ну это как-то несерьезно…

– Георгий Владимирович, а вы не думаете, что ему реально лучше в больнице? Хорошо, что он пока взрослых теток окучивал, а вдруг переключится на девочек? Ветром свободы остатки крыши сдует, и вперед! Нет, это, конечно, не настоящее изнасилование, но честно скажу, если бы я был девочкой, то сильно бы перебздел, если бы ко мне это чучело прижалось. Представляете, на заре жизни такое мерзкое впечатление?

Пестряков поморщился.

– Ну вот о чем и речь, – резюмировал Зиганшин. – Полной справедливости в жизни все равно никогда не бывает, поэтому давайте доверимся судьбе.

Пестряков прошелся по кухне, заложив руки за спину, и зачем-то заглянул в форточку.

– Вот и Виталик доверился судьбе, – глухо сказал он, – и можно ли утверждать, что он был на сто процентов не прав? Черт, я ведь помню его мальчишкой! Такой хороший… Мне следовало тогда позаботиться о нем, но я тонул в своем горе и страданий других не замечал. Денег только дал матери, все, что были, и решил, что этого достаточно. Не подумал, что парень потерял сестру и нуждается в моей поддержке, он ведь рос без отца. Да, все мы натворили, а отдуваться за нас будет несчастный дурачок.

– Посмотрим, – сказал Зиганшин.

Георгий из принципа догулял две недели и только после этого вышел на службу. В тот же день позвонила Аня и как ни в чем не бывало предложила встретиться. Он молчал, вспоминая действительно прекрасную ночь, которую они провели вместе, и чувство счастливой опустошенности, наступившее утром.

– Георгий? – раздался в трубке требовательный голос.

– Я думаю, Анечка, – проговорил Пестряков. – Похоже, ничего не получится. Очень много работы.

– Да?

– Да. Меня ведь долго не было, сама представляешь, сколько всего накопилось.

Повисло тягостное молчание, и Аня попрощалась с ним за секунду до того, как оно стало невыносимым.

Лето стояло на пороге: сочная весенняя зелень запестрела разными цветочками, в которых Георгий совершенно не разбирался, а теперь вдруг удивился красоте и понял, что можно от души порадоваться ей, прежде чем начинать думать о грядущих осенних дождях.

Зиганшин звал его с сыном к себе в деревню, и Георгий решил, что надо бы поехать. Сын хоть кислородом насытит мозг перед сдачей ЕГЭ, а он сам попарится в настоящей русской бане, а заодно выяснит, нет ли каких новостей. Люся сходила в полицию, но поскольку Георгий был муж жертвы, вмешиваться в ход следствия он никак не мог, а тем более спрашивать отчета. Вездесущая Анжелика, правда, говорила, что стоит полная тишина, так что имелись все основания думать, что события развиваются по сценарию Зиганшина.