Йоав Блум - Руководство к действию на ближайшие дни

Стефан уже перестал судить людей, он был выше этого. Но он знал, что тот, кто захочет, сможет увидеть в его боссе воплощенное зло. Потому что зло питается болью, наслаждается анонимными преступлениями. Зло не говорит: «А теперь, мистер Бонд, перед тем как я убью вас, давайте я покажу вам свой замок и расскажу о своих злодейских планах». Нет. Зло горячо жмет Бонду руку – рукой, в которой спрятана булавка с ядом на острие. Ядом, который сработает через сорок восемь часов. И именно зло первым вызовет скорую помощь, будет стоять с встревоженным видом, чуть не плача, с сердцем, кишащим червями. Зло действует тихо, быстро и продуманно.

Как-то ночью он ехал по городу и увидел, как белокурый переживатель, заменивший его у министра, выходит из клуба, таща на плече девушку модельной внешности – почти в отключке. Видимо, еще одно банальное переживание. Стефан почувствовал, как руль поворачивается в его руках почти сам собой. Он медленно ехал за ними, пока они не отдалились от клуба и не завернули в тихий переулок в поисках своей машины. Когда парочку осветили фары и взревел мотор, модель заорала и бросилась в одну сторону, переживатель – в другую. Стефан увеличил скорость, направил машину на переживателя и проехал по нему как по посадочной полосе. А потом включил заднюю передачу, а потом снова проехал вперед, наслаждаясь тем, как поднимаются и опускаются колеса, как трясет машину. Наконец снова увеличил скорость и смылся оттуда.

Это переживание понравилось его боссу, как и его предыстория, но он сказал, что это лишний риск – убивать людей, которые для кого-то важны и которых явно будут искать. Такие аварии, когда виновный смылся, в конце концов попадают в новости – так что тебя рано или поздно поймают, сказал босс.

Иногда он хотел потешить свою кровожадность. Он отправлял Стефана «столкнуться» с тем или иным своим финансовым соперником, застрять с ним в лифте и мучить его несколько часов – морально и физически. Но когда нужно было убить, он предпочитал таких людей, которых в обществе считают маргиналами, преступников: их смерть не вызовет большого шума. Иногда он просил Стефана просто убить бомжа. Никогда не соглашался убрать кого-нибудь слишком известного. Это уже опасно и может привести в его дом, окруженный охраной, полицию. Нынешняя бутылка мерло содержала переживание последнего убийства бомжа. Стефан уже давно приметил бомжа, который тоже продавал впечатления. Так он убил одним выстрелом двух зайцев.

Стефан извлекал из своего нынешнего положения все возможное. У него никогда не было так много денег, как сейчас. Работа давала ему столько впечатлений, сколько никто никогда и не мечтал вместить в одну жизнь. А когда ему не хватало теплого тела рядом, он шел куда-нибудь в клуб, находил женщину, которая ему нравилась, и подсыпал ей в бокал несколько капель любви из прошлой жизни.

Иногда он использовал шприц для других целей, куда более прозаичных – для создания доверительных отношений. Именно так он заполучил последнюю бутылку Вольфа. Несколько капель открыли ему дверь в квартиру той девушки из бара. Любимицы Вольфа, как выяснилось. И если он оставил ей эту бутылку – значит в ней есть нечто важное. Уже давно Стефан не позволял себе алкоголя, но это виски он должен выпить.

Он открыл бутылку и вдохнул аромат напитка. Налил в одноразовый стаканчик – до половины. Должно хватить. Поставил бутылку на край стола, взял стаканчик, поболтал – и отпил половину. Подержал виски во рту, дал ему впитаться через кровеносные сосуды полости рта, чтобы пробудить воспоминания еще и при помощи вкуса. Обещание, которое он почувствовал раньше, в запахе, оправдалось, когда он ощутил вкус. Крепкий, полный, торфяной, с легкой медовой ноткой, – виски перекатывалось во рту с силой, набранной за десятки лет выдержки.

Он откинулся на спинку стула, поставил стакан с тем, что в нем осталось, на стол и постарался вспомнить.

Блокнот лежал на столе, ожидая, что он запишет в нем свои выводы.

Был вечер.

Я стоял перед зеркалом, из него на меня смотрело старое лицо Хаима Вольфа. Я подошел к письменному столу. Играла какая-то мелодия в стиле ретро. Фрэнк Синатра или Эдит Пиаф. Звуки неразборчивые. Мне было интересно – и слова, которые я вызубрил когда-то давно, сами устремились в голову.

Я взял ручку и гладкий белый лист бумаги и стал писать. Помню царапины на столе, воркование голубей за окном, уютное ощущение от тапочек на ногах и то, как ручка была зажата между моими пальцами и немного давила на фалангу среднего.