До укропов было четыреста метров. Точнее – четыреста тридцать. Почти как до щита с номером «5» на стрельбище. Во время вчерашнего осмотра умудрился точно замерить дистанцию лазерным дальномером, наведя луч на плоскую глыбу, торчком стоявшую сразу за вражеской траншеей. В правом конце траншеи виднелся пулемёт. Перед ним росло деревце, которое так и не сбросило с осени бурую прошлогоднюю листву, – хороший маячок. Возле пулемёта, лицом друг к другу, болты болтали два солдата – караульные, или как там у них… Ну да – вартовии . Серый камуфляж, разгрузки, тактические очки поверх касок. Над бруствером – только плечи и головы в профиль.
Справа из кустистых зарослей появились ещё две фигуры, у каждой – по белому шишковатому мешку на плече. Должно быть, провиант. Фигуры, пригнувшись, быстро проскочили десяток метров открытого пространства, отделявшего заросли от траншеи, и спрыгнули в укрытие.
Поточив лясы с вартовими , двое с мешками двинули по траншее дальше, влево. Потом выскочили из-за бруствера и, пробежав рысью метров двадцать, юркнули в едва заметную нору в глинистой насыпи. Надо же – блиндаж! А ведь вчера никто из группы не заметил…
Вновь наведя перископ на пулемётную позицию, увидел, что один из караульных, подняв бинокль, смотрит в мою сторону. По хребту пробежал холодок, хотя умом и понимал: засечь меня невозможно – из камней торчит пучок сухой травы и только.
– Алтай, ответь Усу, – в ухе ожил динамик гарнитуры. – Что у тебя?
Я придавил кнопку на ларингофоне.
– У меня тихо. В двадцати метрах левее траншеи – блиндаж. Возможно, не один.
Динамик в ухе просыпал песочек, как бывало на старом виниле, и откликнулся:
– Принял.
Ус – школьный учитель физики из Славянска – сидел на Сороке и с высоты положения координировал действия всех групп. Где-то рядом с ним обустроил позицию под свой скорострельный АГС «Пламя» миномётный расчёт Серьги. Там же поблизости – гнездо «Утёса». Вспоминая директора школы, преподававшего литературу и оставшегося под новой киевской властью, Ус говорил: «Он всё долбил детям, мол, тот не человек, кто Пастернака назубок не знает. Вот выдумал! Да пусть никто не знает – неужто же они не люди? Вот он вытвердил – а толку? Душа-то хлипкая. Сам всего боится и на людей шипит: не человек – сопля. Вот тебе и Пастернак! Забыть его не могу – так дуростью своей обидел…»
Малому с пятёркой бойцов предстояло сегодня сделать самую опасную работу. Сейчас они внизу, в расщелине между Ящером и Сорокой, в густых зарослях скрытно и бесшумно выдвигались как можно ближе к позициям укропов. Задача – взять языка. Повезёт, если перехватят вражескую разведгруппу, как и они, шарящую в леске по дну ущелья. Ну а снайпер, пулемётчик (сегодня за него был Кокос – справлялся в одиночку) и все остальные, отсюда, с нашей части Ящера, должны если что прикрыть Малого огнём. То же – и миномётчики с Сороки.
Внезапно с той стороны, но не из траншеи, за которой присматривал я, а откуда-то из-за перелеска, резко и гулко защелкала пулемётная очередь. С Сороки в ответ прогремела наша. Справа, с позиции метрах в ста от меня, короткими очередями ударил Кокос. И пошло-поехало… Автоматы и пулемёты затрещали сзади, спереди, справа, слева. Кокос поменял позицию и уже строчил где-то совсем рядом. Несколько раз по соседним камням с впечатанными в них раковинами древних моллюсков щёлкнули предназначенные ему пули. Перекрывая автоматный и пулемётный треск, в тылу вэсэушников гахнули один за другим два миномётных выхода . Через мгновение в воздухе, как змея по сухой траве, прошуршали мины, и тут же дважды громыхнул приход – то ли на Сороке, то ли дальше.
– Малой, ответь Усу, – раздалось в ухе. – Как обстановка?
– На связи. Всё нормально, – с небольшой задержкой едва ли не шёпотом отозвался Малой. – Что происходит?
– Так, пустяки, – равнодушно оценил ситуацию Ус.
Я спустился с гребня отвала вниз. Неподалёку щёлкал семечки Кокос, сплёвывая лузгу на россыпь пулемётных гильз. Справа метрах в тридцати курили Пёстрый с Ферганой, слева – Набоб с Лукумом. То есть Лукум не курил – грыз шоколадку, припасённую с утра из сухпайка. Положив трубу разведчика на камень, из которого торчал ребристый край какой-то крупной раковины, сел на соседний обломок. Когда-то здесь был океан. Потом он умер и окаменел. Весь террикон состоял из обломков мёртвого океана. И сегодня на его глыбе копошились мы, живые, но тоже собравшиеся здесь по делу смерти.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу