Павел Крусанов: Яснослышащий

На следующий день после выхода в эфир этой пустячной передачи – новая жизнь дала мне материал, – в кафе, где я одолевал креманку взбитых сливок, ко мне за столик приземлился парень и попытался навязать знакомство. «Семейный круг» с львиной темой ему пришёлся по сердцу («Настроены заниматься женщинами! Ха-ха! Отлил в граните!»). Как только он нащёлкал пультом эту передачу? Такие, как он, обычно смотрят комик-клубы. Песенка его души звучала скверно – я ускользнул. Надо было купить Нике дынное мороженое – об этом думал. Потом думал о другом. О странностях детских предпочтений – Ника любит дынное мороженое и на дух не переносит кабачки. Что за нелепый вывих вкуса? С другой стороны – а сам? Жареную корюшку готов уписывать за обе щёки, а вот шпинат – не понимаю, будто у коровы отобрали жвачку.

Потом, отсеяв сорные шумы, слушал музыку, разлитую повсюду, пронизывающую толщу мировой храмины от основания до маковки.

Слушал и печалился о так и не преодолённой человеком тугоухости, через которую не продраться вещим звукам. А ведь несовершенство слуха в отношении потусторонней музыки, которая персональным образом о нас/для нас звучит, приводит к повседневному разладу в ближнем круге точно так же, как нечувствительность к симфонии небесных сфер приводит к разладу в жизни общества и государства. Представить только, от скольких дребезжаний мы могли бы уберечься и скольких столкновений избежать, направив дело к общему согласию, если бы слух наш не был так досадно ограничен. Каждый ясно расслышанный мотив музыки храма бытия имел бы тогда для всех неоспоримое значение и однозначный смысл – кто стал бы возражать против того, что явно? А если бы нашлись прохвосты, они бы скоро очутились в одной палате с теми, кто сомневается, что вода мокра, мёд сладок, а огонь горяч.

Слушал и уже не думал ни о чём – сам становился музыкой, тёк и звучал с общей гармонией в лад. Не думал ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Зачем? Прошлое кривляется и фиглярит так, что нежные и слабые срываются с катушек. Настоящее надо слушать – разве мы думаем о музыке, когда в ней растворяемся? А будущее… Оно, конечно же, наступит. Уж больно чёткие картинки – те самые, которые всё чаще являются в мой сон, как кадры ещё не вышедшего на экраны фильма. Я, помнится, упоминал уже: словно знакомый фотограф побывал в грядущем, нащёлкал снимков и переслал мне прямо в мозг – по-свойски, как дельфин дельфину. Это загадочные, завораживающие и отчаянно весёлые картинки. Я разглядываю их, и во сне меня одолевает хохот. Небесный промысл опять нас всех надует. Ну то есть всех вообще. Затейливо и ловко завернёт, как не могли бы и представить. Известно же: куда ни двигай, всякий раз окажешься не там.

Но просыпаешься, и через миг уже не вспомнить – в чём, собственно, прикол? При этом всё же ощущение такое, что там, впереди – бесконечная мелодия .

Александру Секацкому, бросившему зёрна в дремлющую пашню;

Дмитрию Григорьеву, приоткрывшему дверцу в трудовой скит;

Сергею Носову, деликатно указавшему на недостатки;

ополченцам Донбасса – позывные Олигарх, Пепел, Шербет, Одесса, Беркут, – позволившим увидеть и почувствовать очнувшуюся Новороссию;

героям асса-культуры, живым и мёртвым;

Музыке – за то, что всё-таки есть.

Безопасная зона при землетрясении ( исп .).