Павел Крусанов - Яснослышащий

Корреспондент. Помнится, пробовали строить мир вообще без денег.

Август. Попытка построить такой мир, несмотря на солидное теоретическое обоснование, провалилась потому, что мир хочет оставаться продажным, а деньги – им править. И раз уж мир таков, то в итоге предпоследний человек купит всё, из чего этот мир составлен – его воды, леса, горы, степи, газы, недра, воспоминания и даже его Бога, а последние люди, дети предпоследнего человека, спустят имение отца в выгребную яму вселенной, в её клоаку, где смрад и разложение. Так умрут деньги и купленный ими мир.

Корреспондент. То есть никакой обнадёживающей перспективы? Неизбежный конец света и вечный мрак?

Август. Пройдёт время, и в этой выгребной яме заведутся блохи, которые через эпоху разовьются в других людей, вездесущих и шестиногих. Те придумают новые деньги, и всё начнётся сначала. Будет новый свет, новый газ для дыхания и новые предложения для нового спроса. Только не будет нас, нашего смеха и нашего волшебного города. Так что сказать, будто мир лишён перспективы, может лишь дикарь, весёлый киник, называющий вещи своими именами, тот, кто желает невозможного – отменить дьявольский сценарий или насколько удастся оттянуть его окончательное воплощение. То есть сказать это может он, сдержанный петербуржец, новый эллин с незарастающей дырой в кармане.

Корреспондент. Хочется верить, что небеса будут к человеку более милостивы.

Август. Если вообразить, будто Господь по милости Своей исполнил хотя бы треть обращённых к нему просьб и хоть отчасти внял мольбам, то в Тихом океане будет не протолкнуться от белоснежных яхт с вечно юными парами, лакающими шампанское. Апофеоз пошлости. Чтобы заслужить милость, надо научиться желать.

Корреспондент. А возможно ли в принципе в одном человеке такое сочетание – мудрость и богатство?

Август. Редчайший случай. Из области чуда. Но один, по крайней мере, общеизвестен. В Гаваоне Соломону во сне явился Господь и сказал: проси, что хочешь, и дам тебе. Соломон сказал: даруй рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить и различать, что добро и что зло. Господь немало подивился и решил: за то, что ты не просил себе долгой жизни, не просил богатства, не просил душ врагов твоих, а просил разума, чтобы уметь судить, Я даю тебе сердце мудрое, какого ни у кого не было прежде, и вдобавок то, чего ты не просил – богатство и славу земную.

Корреспондент. Ну хоть кому-то пофартило…

Август. Важно не это. Важно то, что ни у кого не возникает сомнений в справедливости подобного решения.

Корреспондент. И последний вопрос: говоря о новых эллинах, кого вы имеете в виду?

Август. Засранцев того склада, что подарили миру асса-культуру. Весёлых раздолбаев, желающих невозможного. Поскольку именно желание невозможного – черта, отличающая человека высшей пробы от его меньших братьев по разуму. Ты ощущаешь предел, но отказываешь ему, пределу, в праве быть. Это позиция, не признающая поражения. Позиция непобедимого засранца, понявшего, что бессилие придаёт жизни вкус. Ведь воплощённое желание в конце концов – неизменно скука, пошлость и разочарование. Куда величественнее другая установка: пусть мир вокруг продаёт и покупает, скругляет острые углы, чистит пёрышки и следит за кожей подмышек, я буду стоять посреди всё тот же – гордый и непреклонный в своём чудесном бессилии. Именно так новые эллины и стоят – посреди. И если нам хватит жизни, мы увидим, как материя подчинится их воле, реальность дрогнет и осыплется, точно старая штукатурка, – бессилие станет силой, деньги потеряют власть и лакеи кувырком полетят с незаконно занятых мест, потому что господа вернулись. И воссияют достоинство и добродетель. И наступит сказка.

Весну, лето и начало осени провёл в перелётах и разъездах – барбос, сорвавшийся с цепи.

В памяти остались вспышки. Не те, что иной раз озаряли сон, другие.

Прогулка с Ильёй, басистом «Улицы Зверинской», по тенистому кварталу Ямин Моше, где дома крыты красными черепичными крышами. Не виделись столько лет, а будто бы вчера расстались. Пишет в столбик слова, переплетает книги. Живёт на оккупированных территориях, за колючей проволокой, в бардачке машины возит «беретту». Мохнатые пальмы – зелёная копна на вершине и серая шуба из отсохшей ботвы до земли. Торжище Via Dolorosa, на вытертых камнях которой сердце бьётся с болезненной задержкой. Первый дон-дон вечернего трамвая, возвещающий о конце шаббата. Русская Духовная миссия, что против Новых ворот Старого города – потешная чехарда качественных прилагательных. И всё здесь, в этом городе, какое-то скачущее…