Сергей Зенкин - Листки с электронной стены

Скандал, поднявшийся после разоблачения легенды о «28 панфиловцах» (впрочем, независимые исследователи критиковали ее уже давно), показывает всю фантастичность того, что у нас называется «памятью о войне».

В самом деле, чем была лжива эта легенда, обнародованная в «Красной звезде» в ноябре 1941 года? В ней не так уж мало правды. Дивизия генерала Панфилова действительно обороняла Москву против немецкого наступления, ее бойцы действительно сражались и погибали. Ее оборона подготавливала декабрьское контрнаступление советских войск. Если описанный в газете бой произошел не совсем в том месте, его участников было больше и некоторые из них, названные погибшими, на самом деле остались живы, то это можно было бы списать на добросовестные ошибки корреспондентов, которые в боевой обстановке не успели выверить всех подробностей, но главный смысл событий не исказили.

Настоящая ложь, намеренное извращение сути дела были в другом — в том, как излагался результат боя. По версии газеты, отряд из 28 пехотинцев (неполный взвод) без долговременных укреплений, без артиллерийской поддержки сумел отбить атаку 54 немецких танков (неполный танковый батальон) и уничтожить 18 из них. Такая эффективность обороны была невозможна — просто по соотношению сил, по вооружению тогдашней пехоты, и это должно было быть понятно всем мало-мальски опытным людям. Получив сообщение о столь невероятном исходе боя, журналисты обязаны были трижды его проверить, чтобы не печатать откровенный вздор. Но они ничего не проверяли — они сами сочинили этот рассказ, многократно занизив свои и завысив чужие потери и объявив об отбитой атаке, когда на самом деле советский полк вынужден был отступить. Смысл события они заменили на противоположный: где в действительности было тактическое поражение, они «нарисовали» победу — ибо с точки зрения холодной тактики результаты «боя 28 панфиловцев», будь они правдой, считались бы несомненным успехом, добытым ценой серьезных, но приемлемых потерь.

В литературной критике и риторике традиционно различается изображение «возможного» и «фантастического». Изображение возможного (пусть и не обязательно реально имевшего место) называют «правдоподобием» или «реализмом». Легенда о 28 панфиловцах, придуманная в «Красной звезде», была явно неправдоподобной и антиреалистической — она рассказывала о том, чего не просто не было, но и не могло быть. При этом она все же маскировалась под правду, только не фактическими подробностями, а аффективным настроем. От дешевых пропагандистских агиток ее отличала трагическая тональность рассказа: победа далась нелегко, герои-панфиловцы победили, но сами погибли в бою (оттого, кстати, и некого из них было расспросить, проверить рассказ). Этим она хорошо подошла на роль символа, была удостоверена государством (в указе о награждении) и увековечена в официальной культуре. Ее критика до сих пор воспринимается многими как очернение исторической памяти народа. Приходится признать, что эта память не может жить без фантастического символа, о правдоподобии которого — о правдоподобии, не просто о правдивости! — недопустимо задумываться и в котором реальный трагизм поражения заслоняется гордостью за вымышленный успех.

Собственно, так же сегодня и со всей исторической памятью России: положено не столько скорбеть и ужасаться потерям, понесенным страной (на войне и не только), сколько торжествовать по поводу одержанных побед. А если где-то и когда-то реальных побед не хватало, то их можно выдумать — и потом гордиться ими хоть целый век.

Предыдущий текст отчасти задумывался как социологический эксперимент, то есть я знал, что придется написать еще раз по итогам обсуждения, изучив аргументы за и особенно против.

В отрицательных и недоброжелательных комментариях повторяется один и тот же набор аргументов: 1) ну да, этот подвиг — вымысел, и что из того? это условный собирательный образ реального народного героизма; 2) историческая память во всех странах основана на мифах, иначе не может быть, 3) журналисты из «Красной звезды» придумали подвиг 28 панфиловцев — и правильно сделали, так было надо в то время для подъема патриотизма; 4) то же самое и теперь — «зачем развенчивать подвиг в то время, когда стране особенно нужны герои?» (так высказался где-то режиссер, снимающий фильм «28 панфиловцев»). Итак, практически никто не спорит, что имела место фальсификация, но ее разными способами оправдывают, а ее разоблачение осуждают как подрыв духовных устоев.