Сергей Шустов - Бах

Зло — всё, что мешает, противоречит, вредит Музыке. Так, очевидно, считал Бах. И подчинял этому пониманию свои жизненные принципы. Одаренные музыкально властительные особы (герцог Иоганн Эрнст, король Фридрих II Август) находили в лице Баха (если считали нужным, конечно) понимающего и доброго друга, без сомнения, именно и прежде всего потому, что сами могли служить во славу Музыке.

10. «Философское» чувство юмора. Отношение с юмором к жизни в целом и к самому себе, но чья-то ущербность или невзгоды никогда не считаются смешными.

Как-то повелось с давних времен, что музыку Баха следует именовать как сложную, серьезную, уж если не трагическую, то — без сомнения печальную, а самого её Творца изображать мудрым, замкнутым в себе, строгим и нелюдимым философом. Конечно, эти стереотипы, слава богу, претерпели изменения, но и сейчас люди, малознакомые равно как с музыкой Баха, так и с биографией и личностью композитора, считают, что так оно и есть, и иначе быть не может. Тем не менее, историками-биографами установлено, что Бах как обычный человек весьма любил пошутить, был склонен к разнообразным розыгрышам (охотно вовлекался в них сам и охотно вовлекал туда своих друзей), был известным любителем всего нового в быту и жизни (например, слыл заядлым кофеманом!), любил пропустить кружечку-другую хорошего пива и выкурить трубку крепкого табака. До нас дошли даже шуточные (я бы даже сказал — фривольного характера) стихи, сочиненные самим Бахом. Короче, был явным жизнелюбом и оптимистом.

А что же творчество? Находим ли мы там отголоски буйной, кипящей и брызжущей жизнелюбием натуры? Способной даже поиронизировать над собой? При желании — находим. И легко. Вот примеры. Как известно, Бах не оставил после себя опер. Считал их (возможно) музыкой легкого жанра, «не своего стиля». Но, если отбросить всякие формальности, то некоторые кантаты Мастера вполне могут являть собой прелестные мини-оперы. Такова, например, «музыкальная драма» BWV 201 «Соревнование Феба с Паном». Такова, например, Кофейная кантата. Из которой оперу (и прекрасную!) сделать может любой способный режиссер и хореограф. Или — «Свадебная» кантата (BWV 202). Или — «Умиротворенный Эол» (BWV 205, на текст Вергилия!). Часто даже суровые музыковеды допускают мысль, что все светские кантаты Баха вполне могут быть представлены если уж не небольшими операми (опера-сериа), то хотя бы одно-двухактными зингшпилями.

В известном советском фильме-водевиле (1941 г.) «Антон Иванович сердится» главный герой, профессор консерватории, считавший Баха сверхсерьезным композитором и презиравший «легкую оперетточную» музыку, вдруг встречается в своем сне с самим Бахом. Гениальный композитор быстро убеждает профессора в его заблуждениях, выказывая мягкий юмор, добродушие и живость характера. «Так вот Вы какой И.С.Бах — веселый, толстый человек!», — восклицает прозревший профессор. Интересно, что создателями фильма музыка Баха, конечно, не противопоставляется впрямую «легким» жанрам — водевилю, оперетте, мюзиклу. Это было бы абсолютно неправильно. Идея заложена глубже: плюрализм, полифония в восприятии музыки — вот что важно для умного и развивающегося человека. Образ Баха в фильме, хоть и достаточно «мимолетный», тем не менее, по мнению многих критиков, создан необычайно удачно и сочно…

Известна любовь Баха к сочинению разнообразных музыкальных «диковин» — своего рода ребусов и шарад в музыке. Это сложно задуманные и порой замысловатые в исполнении ричеркары, мотеты, каноны (например, зеркальный и обратнодвижущийся каноны). О последнем, в частности, сказано: Уникальный ракоходный канон из баховского сборника (BWV 1073, 3 а) можно с полным основанием назвать музыкальной эмблемой литературы и искусства XXвека, символом многих магистральных новаций, прежде всего додекафонии, впервые утвердившей ракоход и ракоходную инверсию в качестве обязательных музыкально-технологических операций.

В рассказе голландского писателя Х. Мулиша «Симметрия» описывается эксперимент, когда пианист исполняет старинную пьесу, глядя на ее ноты в зеркале и стремясь тем самым услышать «странную музыку будущего».

Поэтому неудивительно, что именно ракоходный канон Баха как олицетворение этой «музыки будущего» был в центре внимания Фестиваля симметрии 1973 года в Смит-колледже (США). В материалах его симпозиума на примере этого канона сформулирован важный вывод, одинаково приложимый к науке и искусству и связанный с двумя неразрывными сторонами изучения симметрии: «с поиском правил и мотивов, лежащих в основе существующих узоров симметрии, и отысканием узоров, возникающих при повторении мотива по р а з н ы м правилам».