Сергей Шустов - Бах

Вот скрипки разошлись не на шутку. Ветер, рвущий в небе облака; стаи усталых птиц, летящие над волнующимся морем; пенный прибой, ворчащий у подножия скал и не находящий себе места среди поверженных валунов; скользящие в глубинах вод рыбы; поля цветов (должно быть, это дикие тюльпаны или маки), колышимые ветром, спустившемся с небес, от облаков, на землю… Говорите медленно и тихо ребенку эти или другие слова. Пусть Ваша помощь в создании образов будет мягкой и ненавязчивой. Можете, впрочем, ничего не говорить. Слушать молча — это тоже искусство.

Можете спросить (опять же тихо), ЧТО Ваш ребенок представил себе под эту музыку? Какие образы самостоятельно родились у него в голове? Можете, напротив, мягко рассказать ему, что представляется сейчас Вам…

…А концерт разворачивается дальше. Музыка торопит Вас вперед, она не ждет. Словно жизнь, словно время, словно поезд, словно птица, словно лист, плывущий по осеннему ручью, стремится куда-то вдаль мелодия скрипок. Движением, непрерывным, безудержным вихрем движения пронизан Третий Бранденбургский концерт. Вслушивайтесь в него внимательно и трепетно, — и он расскажет Вам о Вашей жизни. Возможно, Вы вспомните под его звуки все поезда на полустанках прошлого, всех друзей, встреченных и потерянных, всех птиц, пролетавших над Вами и осенявших Вас своими крылами, все реки, в которые Вы когда-то входили. Концерт, возможно, напомнит, как невозможно быстро летит время… И как невозможно повернуть его вспять… И маленький сын рядом с Вами тоже захочет сделать свой первый шаг в это движение, в это понимание, в этот ручей по имени Бах. У Вас дочка? Ей тоже это по силам!

Даже если ребенок уснет, не печальтесь! Дослушайте сами Концерт до конца. Вспомните и Вы дни своего детства. Пусть думы и воспоминания Ваши будут светлы. Они будут светлы, — я абсолютно уверен в этом. Поправьте подушку под головенкой сына. Поправьте прядку волос у посапывающей сладко дочки. Потом, когда дети проснутся, Вы еще успеете спросить их, что снилось им под эту летящую и рвущуюся в небо музыку.

Я абсолютно уверен также и в том, что буквально через несколько дней, в один прекрасный вечер (вьюжный — если на дворе январь; теплый и ласковый, с пухом тополей в воздухе — если за окном июнь) ребенок подойдет к Вам и попросит зажечь свечу. Это будет второй шаг.

Не торопите ребенка с этим шагом. Не напоминайте ему о том, что «нужно еще послушать музыку». Он сделает этот шаг уже сам.

Зажгите свечу. Раскройте окно. Поставьте Третий Бранденбургский концерт. Вновь. Не бойтесь, он никогда не звучит одинаково — сколько бы раз Вы его не слушали. Устройтесь с детьми поудобнее на диване. Закройте глаза…

И Вы услышите новые звуки…

Озеро было огромно. И огромным был день. Насыщеный приездными дачными хлопотами, сквозняками, выгоняющими затхлые запахи из старого, всю зиму простоявшего пустым дома, первым, второпях, чаепитием на веранде, еще не выметенной чисто после зимнего мусора.

Приехали и соседи. Он только мельком вчера увидел Олю, но сердце заколотилось, — и он не решился подойти вот так, сразу. А сегодня она сама предложила испробовать лодку! И вновь что-то огромное, как небо, как это озеро сейчас вокруг их лодки, (вполне прилично, кстати, перезимовавшей под навесом!) разверзлось перед ним. Так это ощущение огромного дня, сразу, с самого утра, преследовало его.

Они ничего не взяли с собой в лодку.

А если она будет течь?, — смеясь, спросила Ольга. И, словно кокетничая, — Я хорошо плаваю!

Будешь спасать меня, — буркнул он, вычерпывая остатки воды с днища. Он прекрасно знал, как она плавает. Все-таки на факультете вместе ходили в секцию. А прошлое лето все расставило на свои места: он также прекрасно знал, что влюблен по уши, и никуда ему уже не деться…

День был огромным, как озеро. Казалось, что солнце — повсюду, куда ни погляди. Все сверкало: вода, молодые, только что выбравшиеся из почек листья ивняка, чайки под ветром. Ему представлялось, что даже ветер был солнечным, и нестерпимо было смотреть на ее волосы, сверкающие и раздуваемые этим ветром.

Я с собой психологию привезла, целых три учебника; у нас двенадцатого — экзамен, — она сидела на носу лодки, изящная и юная, как русалочка Андерсена и ежесекундно поправляла непослушные, развеваемые волосы. — А у тебя что?

Вот потону на середине, — и конец сессии, — пошутил он в ответ. И, резко сталкивая лодку с хрусткой песчаной косы, громко и разудало свистнул: — Поплыли!