Ее ангел-хранитель был одержим идеей увести ее подальше от него. Благодарности он не получал, скорее: «Отстань! Уйди! Сама разберусь!» Но ангелы выше обид, он не уходил. И продолжал трудиться. Самое преданное ей существо, самое доброе и разумное. Видя, что урок с театром не пошел впрок, ангел напряг свои связи в небесной канцелярии и заполучил для нее новую командировку. С юмором наверху хорошо, командировка была в Тбилиси. Вылет через два дня. И сидеть она будет там день в день, пока он не уедет из Москвы. Такие совпадения бывают только в жизни. В кино сценаристы вымарывают подобное, чтобы их не обвинили в излишне буйном воображении.
Когда ей сказали про даты, она поняла, что зря упорствует в своем атеизме. В году триста шестьдесят пять дней. Таких совпадений не бывает. Ангел отсылает ее в ссылку, чтобы она успокоилась. Потому что ходить по Москве и знать, что он где-то рядом, давясь прошлой мечтой, – это не просто. Так же не просто ходить по Тбилиси, когда он там. А тут – целый Тбилиси и без него.
Спасибо тебе, мой ангел, мой самый трудолюбивый! Тебе не повезло с подопечной, я неблагодарная, непослушная, строптивая, я иногда прорываю твою защиту, но спасибо, что не отказываешься от меня. Наверное, я тебе чем-то нравлюсь?
Сегодня вечером я должна встретиться с ним. Сто раз проверяла почту. Ждала письма. Была почти уверена, что он напишет: «Не могу, непредвиденные обстоятельства». Но он написал лишь, что может опоздать. Ангел, куда ты смотришь? Еще не поздно. Ну нет сосулек на крыше, чтобы на него сбросить, но можно же хоть за обедом рыбу ему подсунуть – карасей в сметане. Ну хоть что-то сделай, я же уеду послезавтра, ты только два дня его поотравляй, потравмируй, заблуди в переулках… Только держи подальше. Мне же плохо будет, и ты, и я это знаем».
Она молилась, чтобы встреча сорвалась. И бронировала столик в кафе.
Как только она не представляла себе эту встречу. По-режиссерски ставила сцену. Что она скажет, как улыбнется? Или, может, не улыбаться? Тогда что изобразить на лице? Целовать ли при встрече? Или лучше кивнуть? Но жизнь – более талантливый драматург. Ей позвонили, и она ушла в разговор. Заметила в сторонке какого-то нерусского мужчину, но вроде староват для нее. Ага, да это он. Кивнула, пошли вместе. Он смирно ждал, пока она закончит разговор. Это была мелочь, но она задала тональность встречи: это ее город, ее мир, она тут хозяйка.
Прошлись по бульвару, зашли в кафе. Как-то сразу стало понятно, что она более адекватна этому антуражу – Москва, центр, кафе, официантки. Нет, он не дрожал от страха, не прятался под стол, не рыдал в туалете. Но был безупречно, безнадежно, как-то карикатурно провинциален. Самое точное слово – померк. Просто был собеседником, в меру интересным, не более. И даже пиво не разогнало ее воображение. Отметила машинально, что какие-то вещи он ей уже говорил. Пытался рассказать анекдот, она на старте напомнила, что уже слышала его и от него же. Не помогло: рассказал до конца. Вместо умиления это вызвало вопрос: а другие анекдоты он знает? Она начала сомневаться. Репертуар был безнадежно узок.
За стол заплатила она по праву приглашающей. Он посокрушался, но позволил. Дескать, ну и настырная же ты. И это ее не расстроило, даже развеселило, расслабило. Он не взмывал в небо в ее глазах, а на земле она как-нибудь разберется.
По дороге к метро свернули в темный переулок. Исполнили партию юных пионеров, знакомящихся со взрослой жизнью: обжимашки, поцелуйчики… Он искал угол потемнее, ей было любопытно, но холодно, и домой хочется. Презервативы не пропадут, у них большой срок годности. Предусмотрительный, однако.
Как-то непарадно все выглядело. Его перегруженный график оказался банальным частоколом встреч по линии международной организации труда. Она в эти игры с азартом играла лет десять назад. И поселили их в дурацком районе, в ведомственной гостинице профсоюзных органов. И билеты в метро, оказывается, сильно подорожали в последнее время. Она поймала себя на том, что ее чувство – мягкая снисходительность.
Он подарил ей кружку с грузинской символикой. На донышке привычное Made in China. Казалось, что и он сам того же производства: массового, дешевого, безвкусного и недолговечного.
Конечно, было чувство легкой гадливости: нехорошо так высокомерно к людям относиться, это постыдно – лечиться через унижение другого. Тем более что он авансом приписывал ей «огромную и добрую силу». Но что-то эта сила ей не помогла, когда она сопли-слезы размазывала. А стерва, которая живет в любой женщине, спасла. Эта стерва – дрянь, конечно. Отрицательный персонаж. Но иногда без нее никуда. Как крикливая подруга, которую стыдно показать на людях, но к которой идешь, когда хочется выпить не текилы с лимоном, а водки с огурцом, похотливо поржать, набраться лишнего и выблевать горе. Неприятно потом вспоминать, и еще полгода будешь на цыпочках проходить мимо ее двери, чтобы не позвала в гости. Но потом опять припрет – и пойдешь, побежишь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу