Ричард Фланаган - Первое лицо

Бородатый замолк. Когда она продолжила, я впервые разглядел ее тусклые глаза цвета старых улиточных раковин.

Каждый хочет быть главным героем. Автобиография – наше все. А разве на телевидении, в реалити-шоу, не так?

Сам толком не знаю, ответил я. Просто прихожу каждое утро на работу и что-нибудь выдумываю.

В том-то и разница, произнесла Эмили. Я ничего не выдумываю . Терпеть не могу выдумки. Мы все их ненавидим. Это перепевы старого. А нам нужно разглядеть самих себя.

Типа литературного селфи, сказал я.

А что предосудительного в хорошем селфи? – вскинулась Эмили.

Бородатый снова засмеялся. Эмили Коппин посмотрела на него, как на экспонат в зоологическом музее.

Люк – преуспевающий нарцисс. Для него нет лучшего секса, чем когда я смотрю, как он мастурбирует. Кстати, у него много подписчиков. Он рассказывает им обо всем. Чем больше он рассказывает, тем больше получает лайков. А чем больше получает лайков, тем больше рассказывает.

Пия склонила голову ближе ко мне.

Жизнь Люка так же важна для Марка Цукерберга, как среда обитания степного бизона для железнодорожных магнатов.

Бородатый просиял.

Запостить. Перепостить. Умереть, сказал он, расплываясь в улыбке.

Он многому меня научил, продолжала Эмили Коппин. Муха не давала ей покоя.

Не помню, как и в связи с чем, но после кислого мохито, который на поверку оказался не мохито, а прогорклым зельем, именуемым фирменным коктейлем , потому что мохито – это отстой, разговор зашел о недавнем исчезновении двух малолетних сестер, четырех и шести лет. Кто-то брякнул про злые силы. Не помню кто.

Злые силы? – переспросила Эмили. Только не говорите, что верите в зло.

Она покачала головой и ухмыльнулась. У Эмили, похоже, были не подлежащие критике мнения по многим вопросам. Я уже перестал понимать, каких мнений придерживаюсь сам.

Дело не в вере, сказал я.

Я все понимаю, произнесла Эмили. Конечно, нет. Зла ведь не существует, правильно? Зло – лишь идея, не более того. Где оно, зло? Ни увидеть, ни потрогать.

Бородач согласился. Эмили Коппин с ученым видом покивала.

В этом и суть, продолжала она. Ну есть, допустим, окружающая среда, причины, неуважение. Так? Например, в биологии? Нейропластичность. Но она не есть зло. Плохо, конечно, если мы станем ее жертвой, а если мы, например, станем жертвой маньяка? Страшно подумать. Но это лишь химический дисбаланс, какие-то ошибки в нейронных передатчиках, то есть сумятица в мыслях. Мы не называем злом минестроне, в котором тоже всего понамешано?

Нет, вставила Пия. Мы называем его «жидкий кетчуп с комками».

Вот именно. Спасибо, Пия.

Мне хотелось рассказать Эмили Коппин про освежеванный труп. О том, во что мы можем превратиться. О том, как я читал сказки Бо. Необъяснимое желание. Непостижимое. Невыразимое словами, как и автобиография. Но я лишь обозначил свое несогласие.

Зло – понятие относительное, Киф, заявила Эмили, впиваясь в меня непреклонным взглядом. Ее мутные глаза, еще больше потускневшие, напоминали грязные лужицы на асфальте.

Вы так считаете?

Тому есть научное подтверждение. Зло – конструкт старых иудеохристианских представлений. В которых Бог предстает белым, а дьявол – черным.

Бородатый улыбнулся. Эмили тоже. В конце концов, она как американская писательница по определению тяготела к морализаторству и хотела жизнеутверждения, ответов на все вопросы, уверенности, знаний, а ее герои в силу происхождения и психической организации укладывались в удобные рамки объяснений и неопровержимых истин.

И что я мог ей сказать? Что испугался и до сих пор напуган случившимся, что для меня нечто изменилось и никогда уже не станет прежним? Что нечто сломалось у меня внутри, сломав и меня самого?

Ну кто я такой, чтобы судить? – улыбнулся я, разводя руками. Всего-навсего продюсер австралийских реалити-шоу.

Теперь мне уже казалось, что сильную сторону Эмили составляют не трогательные прикрасы, а интуиция. Превратив разговор в состязание и одержав победу, она восстановила естественный порядок вещей. В этот момент бородатый выбросил вперед руку, схватился за воздух и тут же раскрыл ладонь, бросив на пол раздавленную муху. Эмили снова рассмеялась, а потом вместе со своим другом перешла от нас к небольшому кружку в дальнем конце стойки, где витийствовал известный актер.

Вроде бы девяносто второй год был совсем недавно, выговорил я, вглядываясь в дальний конец бара. Но среди сильных мира сего уже есть такие, кто тогда еще не родился.