Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

Люди из окрестных сел приходили каждый день, приносили подарки и пищу. Андреяна была для них не просто дочерью монахини, она была, как ее мать, родом из Эфиопии, а такого красивого голоса, как у нее, они прежде никогда не слышали. Они видели в ней Божий дар. Дети трогали ее за руки и смотрели на нее как на ангела, посланного святым Георгием. То и дело какая-нибудь девочка целовала ей волосы и касалась ее креста. Они узнали в нем старинный золотой крест своих предков и целовали его, как если бы он был на алтаре.

Меня поражало Андреянино спокойствие. Первые несколько дней прошли без вопросов и разговоров о ее родителях. Говорила она мало. Проводила долгие часы в молитвах и беседах с матерью Иеремией. На могилу ходила редко. Я понимала, что к этому нужно долго готовиться и молиться.

Однажды ночью полная луна осветила все ущелье. Ветерок качал ветви эвкалиптов, колокола еще звонили, но уже тише. Слышен был ее голос – она пела на могиле родителей. Она была одна. Это ее отпевание, а потом молебен длились всю ночь, до зари. Когда луна стала серо-белым облачком, а солнце пронизало ущелье теплыми лучами, словно в воздухе разлилось золото, она пошла к игуменье и попросила благословения, чтобы я пришла вместе с ней.

– Хочу креститься по православному обряду, чтобы быть одной веры со своей матерью. Я не крещена – приемные родители решили, что я сама определю свое вероисповедание, когда стану зрелым, взрослым человеком. Я хотела бы, если возможно, чтобы крещение состоялось у гроба моих истинных родителей.

– Бог повсюду, дитя мое, – ответила мать Иеремия. – Иисус крестился в реке, а ты можешь на краю ущелья, с колокольным звоном и ветерком, который в это время года прилетает к нам с Желтого Нила. Хочешь ли ты избрать покровительницей святую Параскеву и принять мирское имя своей матери – Дельта?

– Откуда вы знаете, что именно этого я хочу? – изумленно воскликнула Андреяна.

– Дитя, не спрашивай меня, Христос знает. В моих молитвах, а я непрестанно молилась за твою радость и здоровье добрых людей, удочеривших тебя, мне казалось, что у меня недостаточно сил. Я молила Господа Иисуса Христа, чтобы он рассеял мои сомнения и духовно укрепил меня, дабы я тебя хранила своей молитвой. И так было до той самой заутрени, когда я увидела за клиросом твою мать, монахиню Благодату. Пока я опомнилась, пришла в себя от встречи с ней, за несколько месяцев до того преставившейся во Господе, я осталась в церкви одна. С тех пор я молилась за тебя не только от своего имени, произнося слова молитвы во множественном числе. Упоминая тебя в молитве, я больше никогда не говорила «молю тебя, Господи», но всегда – «молим тебя, Господи, за рабу твою Андреяну»… Твоя мать явилась мне еще однажды, указав на икону святой Параскевы Пятницы, которую написала Изабелла. Это была покровительница твоего отца. Она же – покровительница Изабеллы в девичестве.

Многие здесь тебя любят и захотят присутствовать на крещении. Крестной матерью будет местная жительница, заботившаяся о твоей матери, или твоя подруга Марго. Она уже спрашивала меня, можно ли ей перейти в православие. К своему имени Магдалина она хотела бы добавить имя Вера.

Я принимаю это: чем я более здорова, спокойна и сильна, тем меньше мне нужен ежедневный собеседник. Привыкаю к одиночеству. Да и кому вообще интересны мои запутанные излияния? А молитва во мне всегда – даже когда я не произношу слов. То, что не высказано, принадлежит только Всемогущему. Он и без слов слышит и знает все мои мысли.

Он – в открытиях Ньютона и Теслы, в картинах Модильяни и де Кирико, в философии Декарта и Ясперса, в музыке великих композиторов. Они утверждают, что ощутили в душе неземную силу, порыв к созданию прекрасного, нечто возвышенное, – творили в ощущении мистической миссии, связующей душу с надмирной творческой мощью, которая их вдохновляла. Этот незримый, неосязаемый закон связи между художником и непостижимым для разума Творцом, обладающим абсолютным могуществом созидания красоты, ведет к пробуждению и обострению всех чувств, интеллекта и эмоций и проявляется в великих произведениях всех ветвей искусства. Мы видим проявления этого закона у Данте и Рафаэля, Бетховена и Макса Бруха, у Рихарда Вагнера и Иоганнеса Брамса, как и у многих других. Все они свидетельствуют о трепете божественной энергии в бескрайней вселенной и о том, что человек способен обрести себя в ней и в этом единении подтвердить и оправдать свое знание. Эта связь особенно заметна в религиозном искусстве, поэзии, иконописи, философии.