Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

Если б я верила в возвращение душ, которые мы потеряли, быть может, я нашла бы сходство ваших и Николиных темно-синих глаз. В них будто вечная полночь, они словно мерцают в лунном свете.

Мне никогда не узнать, откуда приходит то теплое, сладостное ощущение, что я переживаю во время наших бесед. Возможно, из глубины воспоминаний. Возможно, это последняя попытка побороть тяготы одиночества и ночной холод, когда рука, ласкающая подушку, ощущает пустоту. Мне не дает покоя вопрос: почему я утратила желание встречаться с людьми извне монастыря? Может быть, только они умирают и их смерть отдается в нас болью, а здесь я уверена, что со мной этого не произойдет? Здесь смерть умерла или – преобразилась.

Извините, что я плачу.

Прошло пятнадцать лет с моей последней встречи с Николой. Боль этой потери, первая встреча со смертью была невыносима, даже сегодня вполне не осознана и не принята. Надежда, что он вернется, позовет меня по имени, которое он произносил с такой теплотой, никогда не исчезала, как не исчезало желание, чтоб все это оказалось только дурным сном или шуткой судьбы.

Дружба с раннего детства и потеря друга в отрочестве – источник вечной тоски, нестираемой временем, драгоценной и мучительной. Дружба, свободная от страсти и усиленная идеализмом, оборвалась утратой моего первого, лучшего, единственного друга – Николы. И тогда время остановилось, замерло, как раскаленный шар в полдень. Оно и теперь неподвижно и мешает мне заводить новых друзей.

Я защищена, я окружила себя неприступной красотой воспоминаний о днях, проведенных в общении с ним. Я не хочу разлучаться с этой красотой, хотя она сама поселилась в моем сознании и запрещает доступ другим. Тот сгусток эмоций до сих пор питает все мои воспоминания. Я помню слова добродушного юного оптимиста Николы, его волнистые волосы, лицо – мягкое, нежное, еще мечтательное от иллюзий и идеалов, помню нашу юность, еще не знавшую коварной силы смерти, пока его не поглотил речной водоворот. Его внезапный уход принадлежит только мне, годами он был скрыт от мира.

Где-то вдали я слышу шум, говор воды, ее пленительный шепот. И плачу оттого, что слышу его. В том клубке чувств, который не хотел размотаться, был наш внутренний дневник, он принадлежал только нам. Этим сокровищем я не хотела делиться ни с кем. Считала, что, если кому-нибудь расскажу о нас, это будет изменой дружбе, обманом. Боялась, что, если поделюсь событиями, попытаюсь раскрыть красоту отношений, будет украдена и уничтожена память. Смерть похитила его, но не смогла убить воспоминание о невинной дружбе. Этого я не позволю. Буду бороться за то, чтоб оно осталось. Эмоциональное озарение стало убежищем, подземным коридором к запертой двери, ключ от нее был только у меня. Я навещала его, когда мне было одиноко, грустно и страшно. Никола был моей детской любовью и первой отроческой дружбой (через океан), а кончилось все трагедией. Он не оставил меня по человеческой слабости, никогда не покидал. Смерть, с которой я, неподготовленная, столкнулась впервые, разлучила только наши тела. Разрушила все мосты в будущее и рано пробудила страх, что все, что я люблю, может внезапно погибнуть.

До того как это произошло, я не думала о похоронах, могилах, памятниках. Смерть была для меня понятием отвлеченным, хотя и тогда вызывала слезы. Но с нами было по-другому. Все случилось внезапно, без всяких предвестий. Наши семьи были близки, мы вместе путешествовали по миру, они посещали нас в Америке, мы их – в Сербии. Не было ни признаний в любви, ни поцелуев. Помню, как однажды он нежно коснулся моей руки и покраснел. Я удивилась – почему? Я обняла бы его и поцеловала, если б знала, что он этого хочет или что он умрет. Думаю, что я хотела этого, но не спешила. Жизнь была впереди.

В молодости жизнь кажется долгой, почти вечной. Все верили, что когда-нибудь мы поженимся. Мы оба слышали об этом – родители с воодушевлением говорили о нашей дружбе. А мы не обращали внимания.

В любом возрасте тяжело потерять настоящего друга, особенно трудно, когда тебе четырнадцать лет и друг этот – первый и единственный. Встреча с нежданной, непредвиденной смертью молодого человека переворачивает взгляд на жизнь – прежде беспечный, счастливый, спокойный. В этом возрасте человек предельно раним. Пережитая тогда трагедия – утрата, расставание, смерть – оставляет глубокие шрамы.

Николину смерть никто не мог понять и принять. Он – тот, кто учил меня плавать, сам плававший как дельфин, – утонул в мелкой речушке. Как это могло случиться? – спрашивали все.