Василий Кузьменко - Мы серые ангелы — 2

Мне доводилось швартоваться и в худших условиях, поэтому мне все было понятно, но все же я вызвал на мостик боцмана и детально проинструктировал его — какие действия и по каким моим командам он должен выполнить. Убедившись, что он меня понял, я его отпустил и начал готовиться к швартовке. Надо отметить, что в жизни командира никогда не бывает двух одинаковых швартовок, даже если ты швартуешься в родной базе. Всегда возникают какие-нибудь новые обстоятельства — разное направление и сила ветра, разный уровень подготовки швартовых команд и т. д.

Детально не вдаваясь в процесс швартовки, скажу одно, как часто это бывает, боцман решил по своему усмотрению ускорить этот процесс и подал швартовый конец на пирс раньше времени. Как говориться лучшее — враг хорошего. В результате швартовка вместо десяти минут продолжалась сорок. Конечно, я был зол и поэтому всё это время рассказывал боцману во весь мой командирский голос о том, откуда у него растут руки, как он появился на этот свет, как не правильно спали с его мамой и с его бабушкой. В общем, есть такое выражение трёхэтажный мат, в этот раз у меня получался семиэтажный и более. Громыхая своей забористой тирадой на мостике, я все же внимательно следил за работой швартовой команды, которой теперь приходилось вручную подтягивать корабль к пирсу, потому что, как это всегда случается шпиль вышел из строя.

Иногда я переключался на швартовую команду, попутно рассказывая и им о том, как они появились на свет и откуда у них растут руки. Ругань моя была не злобной и за дело, поэтому матросы улыбались и работали веселее. В тот момент мне вспомнился рассказ Джека Лондона, моего любимого писателя, в котором он описывал приём на работу боцмана на парусное судно. Кроме исключительного знания такелажа (парусное оснащения корабля) от боцмана требовалось виртуозное владение бранными словами, потому что работа с такелажем была очень тяжелой и имелась необходимость каким-то образом подбадривать матросов.

Когда мы, наконец, привязались (пришвартовались), и я доложил командиру соединения о выполненной боевой задаче, он с усмешкой взял меня под локоток и, отводя в сторону, так мягонько спросил: «Что же вы командир, боцман живой человек, а вы его перед всем честным народом, целых полчаса не повторяясь?» Я попытался объяснить, но он, улыбнувшись, бросил: «Душевно было, красиво!».

Позже я и сам это понял, потому что повторить подобного уже никогда не смог. То ли боцман стал работать лучше, то ли это действительно было вдохновение!

Мы работали с ней в одном учреждении. Заметили друг друга сразу. Несколько месяцев просто переглядывались, потом стали здороваться, разговаривать по пустякам. Она красива, стройна, внешне весела, но в её бирюзовых, а иногда с оттенком зелёной морской волны глазах, всегда присутствовала лёгкая грусть. Она мне нравилась, рядом с ней было очень легко и комфортно. Потом у меня появилась потребность просто видеть её, быть с ней рядом. Но я не мог переступить грань, которую сам себе и сотворил. Она замужем и растит двух маленьких детей. Возможно для кого-то это не аргумент, а для меня это ещё какой контраргумент на пути к близости с женщиной. Мои нежные чувства всё усиливались и нерешительность тоже. Думаю, что она это всё видела.

Однажды после корпаратива, где мы танцевали и украдкой целовались, я оказался у неё дома. Муж с детьми был на даче, и мы провели с ней бурную ночь. Утром прощаясь, а мне очень не хотелось с ней расставаться навсегда, по её глазам я понял, что наши отношения будут иметь продолжение…

Мы встречаемся в номере мини-гостиницы два-три раза в месяц. Она приходит всегда изголодавшаяся по моим прикосновениям. Мы достаточно долго просто нежимся в постели. Я целую её грудь, шею, животик. У неё длинные красивые ноги. Вдоволь насладившись предварительными ласками, она допускает меня к себе. Меняя частоту движений в ту и другую сторону, я чувствую, как её пальчики начинают впиваться в мою спину. Дыхание её учащается, из полуоткрытых губ доносится лёгкий стон. Она достигла своей цели. Я снижаю ритм своих движений до минимума, а затем начинаю его постепенно увеличивать. Она открывает глаза, подчиняется моему желанию, и я слышу её обычное: «Я тебя убью». Через некоторое время она опять стонет… Отдышавшись, улыбаясь, она спешит в душ, бросая мне на ходу: «Милый лежи смирненько и ручки вверх, я быстро». Я потягиваюсь от уже испытанного удовольствия и ещё больше от предвкушения предстоящего. Счёт, как и всегда, два — ноль в мою пользу, и она намерена это исправить. Она выходит освежённая душем, ослепительно соблазнительная в своей наготе, ставит ногу на постель, так, что бы мне было видно всё её сокровенное и говорит: «Дама желает вернуть всё обратно, лежать смирно и не подглядывать». Я подымаю руки вверх и закрываю глаза. Своими губами, руками и своим телом она творит со мной, что-то невообразимое и счёт выравнивается. Мы лежим с ней, отдыхая от этой всепоглощающей страсти. Потом долго и нежно целуемся, пора одеваться, но это ещё не всё. Во время прощального поцелуя, если она ловит мой язык и забирает его, то дальше…