Сергей Новиков - Шушель

— Ты что, не рад? — спросила левретка (кстати, имя у неё было примерно настолько же приятное уху Шушеля, насколько Шушель был сейчас рад) — левретку звали Люся. Не «Люси», что звучало бы прелестно при ударении на любой слог, а именно Люся. Это, вполне себе нормальное, кстати, имя отчего-то тащило подсознание Шушеля к депрессивным ассоциациям — мещанство, лицемерие, скрытая агрессия.

— Да рад, конечно. Просто я себя неважно чувствую, — Шушель вспомнил вчерашнее утро, примерил тогдашние ощущения — и ему как-то даже поплохело.

— Ну, это ничего. Как раз, значит, пора выбраться на улицу. Я же тебя сегодня с мамой знакомлю. Или ты забыл?

Тут в голове у Шушеля взорвалось, был гром, и была молния, и было воображение Шушеля, которое нарисовало ему аллегорию — он, Шушель, на необитаемом никем, кроме Люси (родительный падеж от «Люся», не путать с «Люси» в именительном!), острове, смотрит вслед воздушному шару. Шар летит на материк, к добрым собакам и прекрасным невестам, с вестью, что Шушель — ВСЁ, и на этот шар он только что не попал, а других шаров (самолетов, кораблей) не будет. Картина была красиво освещена вспышками молний и озвучена артистом, который обычно смеется в кинематографе или театре вместо Мефистофеля. А всего-то и надо было сказать, только сказать сразу, с напором, бодро и весело, в порядке самокритики: «Привет! Представляешь, весь день тогда не ел, не выспался что-то, ну и… Как я? Ничего хоть себя вёл-то?» — и дело в шляпе, а Шушель, соответственно, в шаре. То есть в корзине, конечно, ну, да вы поняли. Однако, то, что называют инициативой, Шушель упустил, а признаться в амнезии, уступив давлению, он не мог. Было в этом что-то неприличное, стыдливое, потаённое, но не то потаённое, о котором часто пишут стихи (и прозу тоже пишут). Другое. Хуже гораздо.

— М-м-м-нет, не забыл, — Шушель махнул на себя лапой. Будь что будет. И еще: ма-а-аленькая, но надежда, была на Рэкса с его идейкой.

— Правда?! — Люся обрадовалась, и Шушель успел пожалеть ее (несчастная, одинокая), потом себя (жизнь кончена! в двадцать пять лет!). — Значит, мы тебя ждём. Все трое, — радость Люся быстро сменила на деловитость.

— Трое — это с кем? С папой? — спросил Шушель и подумал: «Час от часу… Не легче».

— С па-пой! С ма-мой! — Люся вернулась к противным интонациям. — Говорил, память хорошая! С моим ребёнком, дурачок! — а вот «дурачок» Шушелю совсем не понравился. Было в нем нечто собственническое. Шушель уж было собрался возмутиться — должны же быть какие-то рамки: третий день знакомы! и нате! — но в этот момент до Шушеля дошло про ребёнка. Хотелось лишиться чувств, или, проще говоря, упасть в обморок, а очнуться в психиатрической лечебнице, на пути к выздоровлению; хотелось начать жить так, чтобы потом не было мучительно больно, хотелось начать жить по-новому; хотелось просто начать жить, но приходилось, кажется, заканчивать.

— Ты слышишь? Адрес помнишь? Ах, ты же меня провожал… Так вот, через две двери от лестницы, где мы… целовались… — Люся как бы стыдливо, однако, скорее, кокетливо, хихикнула. — Все, целую. К трём!

Полдень застал Шушеля в гостях у Рэкса. Утренний диалог был разобран по репликам-косточкам, а после и каждая реплика была обмусолена — до матовой белизны, как и положено хорошей косточке. Рэкс был серьезен и раздумчив. Шушель смотрел на него с выражением «Я безнадёжен, доктор?», или «На тебя, матушка, на тебя голубушка, надеюсь и уповаю», или… Впрочем, неважно, первых двух достаточно.

— Так. Моя вина. Надо было вчера заняться. Тебя услать куда-нибудь — например, на дачу ко мне, картошку хоронить… Всё польза… Отвлёкся. С мамой, говоришь, знакомиться… Значит, вариант первый… Хотя он так, лёгонький. Вряд ли проскочит. Но пробовать надо. Ты с мамами вообще часто знакомился?

И Рэкс изложил Шушелю свою идею. Идея действительно была простенькой, но не без остроумия. К тому же, Рэкс объяснил, что это, в общем-то, экспромт (ведь вчера про визит к маме не было известно), и что та самая, вчерашняя идея, остается в запасе. Однако в суть запасной идеи снова не посвятил.

Шушель, приободрённый больше наличием запасного варианта, чем тем, что ему предстояло сделать сейчас, шёл на смотрины. По дороге он совершил несколько действий, странных, казалось бы, для собаки, спешащей на подобное мероприятие. А именно: зашёл в пивную, где выхлебал несколько порций ерша, купил букетик, ещё в поле явно траченый конями, и, наконец, перед самым домом Люси нашёл подходящее место и деловито повалялся в пыли.