Отесса Мошфег - Мой год отдыха и релакса

— Привет!

Я могла бы поклясться, что уловила в темноте запах блевотины.

— Рива, это я. Твоя лучшая подруга .

Я щелкнула выключателем у двери, и квартира осветилась жарким, розоватым светом. Почему именно розоватым? Квартира была неопрятная, тихая, душная — такая же, как и раньше.

— Рива? Ты тут?

Пятифунтовая гиря удерживала открытой створку окна в гостиной, но свежий воздух не поступал. На карнизе для штор был закреплен тренажер для бедер, цветастые шторы были раздвинуты и перехвачены зажимом.

— Я пришла забрать кое-что свое, — сказала я, обращаясь к стенам.

Пачки, связки «Космо», «Мари Клэр» и еженедельника «Мы». Единственным изменением в гостиной был вращающийся скринсейвер на огромном компьютере «Делл», который стоял на маленькой консоли в углу и был загорожен сушилкой, загруженной свитерами от Энн Тейлор и рубашками «Банана репаблик». Еще там висели полдюжины выцветших белых спортивных бюстгальтеров и множество пар нейлоновых чулок телесного цвета.

— Рива! — позвала я, отодвигая ногой груду ярких кед в гостиной.

На кухне высохшее слоеное пирожное с вмятинами от пальцев лежало на столешнице рядом с коробочкой спреда «Я не могу поверить, что это не масло» и кленовым сиропом без сахара. В раковине груды немытой посуды. Мусорный контейнер доверху набит упаковками от всякой дряни и огрызками яблок. Половинка вафли из тостера, намазанная арахисовым маслом, грязный пакет из-под моркови, сплющенная упаковка диетического напитка «Севен-ап» — все это находилось в картонке возле контейнера. Баночки «Севен-ап» стояли всюду. В стакане с апельсиновым соком плавали плодовые мушки дрозофилы.

На полках я увидела то, что и ожидала, — травяные чаи с послабляющим действием, метамуцил, заменитель сахара, стопки консервированных супов «Здоровый выбор», консервы из тунца. Чипсы «Тоститос». Крекеры «Голдфиш». Арахисовая паста «Скиппи» пониженной жирности. Мармелад без сахара. Сироп «Хершис» без сахара. Рисовые крекеры. Диетический попкорн для микроволновки. Множество пачек желтой смеси для выпечки кекса. Когда я открыла морозильную камеру, оттуда повалил пар. На стенки намерз толстый слой льда. Внутри лежал замороженный йогурт без жира. Фруктовое мороженое без сахара. Покрытая изморозью бутылка водки «Бельведер». Дежавю. Новый любимый напиток Ривы, как она мне сказала, — я была тогда уже на инфермитероле? — низкокалорийный «Гаторейд» и водка.

«Ты можешь пить это весь день, и не будет обезвоживания».

— Рива, если ты прячешься от меня, я тебя найду! — крикнула я.

Спальня Ривы была чуть больше, чем двуспальный матрас, который, по ее словам, ей отдали родители, когда мать заболела, «и они купили две двуспальные, потому что маму по ночам мучили боли, она не спала и мешала спать отцу». На электронных часах, видневшихся между упаковками «Севен-ап» на ночном столике, горели зеленые цифры. 16:37. Я ощутила запах арахисового масла и — опять — горьковатую вонь блевотины. Одеяло от Лоры Эшли было свернуто и лежало на краю матраса. На простынях виднелись пятна от еды. Я заглянула под кровать и увидела только туфли, другие пачки журналов, пустые стаканчики из-под йогурта, бумажные пакеты из «Бургер кинг», сплющенные, словно сдувшиеся футбольные мячи. В ящике столика лежал бордовый вибратор, дневник в вощеной зеленой обложке, бордовая маска для глаз, пачка вишневых леденцов «Лайфсейверс», фотография матери Ривы в костюме тигра — она робко улыбается, в ее глазах отразилась вспышка, она сидит на той покрытой пленкой софе в Фармингдейле, у нее на коленях пятилетняя Рива, наряженная крошечным Винни-Пухом. Рука матери обнимает ее мохнатый желтый животик. Я взяла дневник и заглянула в него. Это была просто ежедневная фиксация цифр, математических сумм и подсчетов, финальные результаты обведены кружком и аннотированы либо улыбкой, либо хмурой мордочкой. Последняя запись была сделана 23 декабря. Вероятно, Рива бросила игру в числа, когда умерла ее мать.

Я представила Риву, как она, набив желудок аспартамом и пепсидом, спала на этом матрасе. По утрам она собиралась с силами и выходила в мир, на лице — маска спокойствия. И это у меня были проблемы? Кто тут настоящая бестолочь, Рива? Я ненавидела ее все больше и больше.

Ванная выглядела так, словно принадлежала паре близнецов-подростков, готовящихся к конкурсу красоты. Я уловила запахи плесени, блевотины и лизола. Розовый органайзер с карманами был набит кисточками и аппликаторами всех форм и размеров, косметикой, лаком для ногтей, крадеными пробниками, множеством баночек блеска для губ от «Мейбелин». На полке лежали два фена, щипцы для завивки, маленький утюг, заколки для волос со стразами и пластиковая лента для волос. Вырезки из модных журналов были наклеены по краям зеркала над низким туалетным столиком и раковиной: реклама джинсов «Гесс» с Клаудией Шиффер. Кейт Мосс в ее «кельвинах». Силуэты. Линда Евангелиста. Кейт Мосс. Кейт Мосс. Кейт Мосс. Плошка с ватными тампонами и палочками. Плошка с простыми заколками. Две огромные бутылки «Листерина». Рядом с чашкой, из которой торчала дюжина зубных щеток, все пожелтевшие и стершиеся, я обнаружила пузырек викодина. Викодин! От стоматолога. В пузырьке остались двенадцать таблеток. Я проглотила одну и сунула в карман остальные. Другие лекарства я нашла под раковиной в плетеной коробке, крышка которой была перевязана розовой ленточкой, вероятно, когда-то купленной на Пасху на большой распродаже. Может, раньше там лежали шоколадные яйца. Внутри оказались: диурекс, ибупрофен, майланта, дульколакс, дексатрим, мидол, ампирин, фенфен. Подарочная сумка из «Виктория сикрет» была задвинута в угол шкафчика. А внутри — о радость! Мой амбиен, мой розерем, мой ативан, мой ксанакс, мой тразодон, мой литий. Сероквел, лунеста. Валиум. Я засмеялась. Я ликовала. Наконец мое сердце успокоилось. Руки чуточку дрожали, а может, они дрожали и раньше.