— Распишитесь вот здесь. Спасибо, моя хорошая, — и почтальон спешно покинула квартиру, в которой должны были начать разгораться скорбные и печальные эмоции.
Но почтальон ошиблась. Ничего такого не последовало. Вера Ивановна раскрыла листок и стала читать текст телеграммы. Она перечитывала его снова и снова. И все никак не могла понять сути содержания телеграммы. Там было написано: «Вере Ивановне Филипповой тчк Вам надлежит срочно прибыть в Нижнеудинск тчк Забрать тело своего сына Филиппова Вячеслава Сергеевича тчк Находится два дня в морге железнодорожной больницы тчк Подпись главный врач Иванов В А тчк Заверено печатью почтового отделения Иркутска тчк». От невозможности осознать и принять содержание телеграммы Вера Ивановна стала впадать в ступор. Она уселась на старенький диван в Славкиной комнате и почему-то начала жалобным голосом петь колыбельные песни. Голос ее срывался и дрожал, но она продолжала петь:
Ой, лю-лю,
Мое дитятко,
Спи-тко, усни,
Дитя материно!
Все ласточки спят,
И касатки спят,
Куницы спят,
И лисицы спят,
Нашему Славику
Спать велят.
Для чего, зачем
Славику не спать?
Ласточки спят
Все по гнездышкам.
Касаточки спят
Все по кусточкам.
Лисицы спят
Все под кусточком.
Куницы спят
Все по норочкам.
Соколы спят
Все по гнездышкам.
Соболи спят,
Где им вздумалось.
Маленькие детки
В колыбелях спят.
Спи-тко, Славик,
Спи-тко, дитятко родное!
Ой, бай да побай,
Поди, бука, на сарай,
Бука, в избу не ходи,
Наше дитя не буди!
Баю-бай.
При этом она достала старый семейный альбом и стала под эти теплые мелодии и звуки раскладывать фотографии. Вот Славику один месяц от рождения. Вот полгодика. Вот семь лет. Вот фотография класса по окончании восьмилетки. А с выпускного вечера десятого класса фотографий нет. Слава уже был под следствием. Вот фотография из зоны, это третий год отсидки.
«А-а-а! — взорвались мысли надежды в сознании матери. — Эта телеграмма ошибочная. Она, наверное, не мне. Мало ли Филипповых на белом свете. Мой-то Славик, моя кровиночка, сидит в Тулуне. Ему еще три года отбывать наказание. А тут про Нижнеудинск написано. Это точно ошибка. Да по-другому и быть не может. Конечно, как же я сразу-то не догадалась, — начала сама себя окрылять робкой надеждой уже было почти сникшая от горя женщина. — Надо срочно бежать на почтамт, на телеграф и заказывать разговор с начальником колонии. Точно. Бегу-у-у-у».
Ветер раздувал края косынки, спешно повязанной на седую голову пожилой женщины. Она целеустремленно шагала по ночному Иркутску. Ей надо было срочно попасть в центр. Там, возле здания цирка, находится Центральный телеграф с переговорным междугородним телефонным пунктом. Она спешила, чтобы скорее узнать радостную весть о том, что ее Филипок жив и здоров. Она очень надеялась на это. Что же произошло потом?
Чуда не случилось. Послышался монотонный, скрипучий и прокуренный женский голос оператора телефонной связи:
— Тулун заказывали. Абонент, пажаста, пройдите в кабину номер восемь. Тулун уже ответил. Ну чаво вы ждете-то?
— Алло-алло! Это Филиппова Вера Ивановна. Я с кем разговариваю? Представьтесь, пожалуйста, алло, — зазвучал взволнованный голос ожидающей чуда, убеленной сединами, пожилой женщины.
— Алло, это Сергей Анатольевич Федоренко, начальник колонии. Слушаю вас внимательно, Вера Ивановна, — из трубки телефона послышался по-военному четкий голос самого главного офицера тулунского исправительно-трудового учреждения.
— Сергей Анатольевич, дорогой, мне пришла срочная телеграмма, чтобы я забирала тело моего сына Вячеслава из нижнеудинского морга. Как такое может быть? Он же отбывает срок в вашем учреждении. Ему еще три года осталось до окончания времени наказания, — голос матери задрожал, из глаз полились слезы.
Слезы надежды на разрешение этого, как ей казалось, недоразумения. Воцарилась пауза. На том конце телефонного провода собеседник замолчал, тяжело дыша в трубку. Рыдания Веры Ивановны усилились. Она уже не могла сдержаться.
Наконец, Сергей Анатольевич начал говорить:
— Вера Ивановна, ваш сын Вячеслав Сергеевич Филиппов освободился из колонии три дня назад. Как говорят, по половинке, досрочно, за хорошее поведение. Он был прекрасным парнем. Я к нему последнее время относился как к родному сыну. Конечно, настолько, насколько это позволяет мое служебное положение. Я сейчас расскажу вам все, что мне стало известно на этот час из оперативной информации. Так вот, Слава завел переписку с заочницей родом из Тайшета. Она студентка-выпускница Иркутского медицинского института. По переписке ли он узнал, или это выяснилось сразу, но именно за эту девушку он попал под суд и получил наказание. У них завязалась трогательное чувство, которое быстро переросло в страстную любовь. Такое случается иногда. Такое бывает. Вот, освободившись, он и поехал к ней в гости в поселок Шумский Нижнеудинского района. Там она начала проходить преддипломную медицинскую практику. С места происшествия пришла информация, что в квартире, снимаемой Анютой Солнышко, так звали его возлюбленную, обнаружили три трупа. Один мужчина, бывший уголовник, по-видимому, сам себя зарезал огромным ножом в сердце. На рукоятке ножа были только его отпечатки пальцев. К ножу никто другой и ваш Вячеслав не прикасался. Это однозначно установила криминалистическая экспертиза. Анюта Солнышко умерла от асфиксии, то есть была задушена кем-то. Пока не понятно кем. Следов борьбы не установлено, и сопротивления она не оказывала. Биологического материала под ее ногтями, принадлежащего кому-либо, обнаружено не было. Ваш сын Вячеслав умер от удара в сердце кухонным ножом. Рукоятка его была в правой руке самого Славы. На ноже было множество отпечатков пальцев, в том числе всех убитых, находившихся в комнате. Мне очень жаль. Если бы Слава продолжал отбывать свой срок и не вышел досрочно по половинке, он бы был сейчас живым. Что там получилось на самом деле, предстоит установить следствию. А может быть, этого с полной достоверностью мы уже не узнаем никогда. Я рассказал вам, Вера Ивановна, все, что знаю. Простите старика, если посчитаете меня вольно или невольно виноватым в гибели вашего сына.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу