Сергей Ленин - Анютины глазки. Первая любовь и последняя

Особенно отличались в этих «раскрытиях» преступлений матерые зэки — Копченый и Соленый. Сами по себе они были ничем не примечательными людишками с невысоким уровнем интеллекта. Главными их чертами были жадность, подлость и тщеславие. С ними невозможно было вести диалог ни о чем. Их ограниченность была такой же яркой, как гений и талант Эйнштейна. Их жадность была безграничной как сама Вселенная. Сумел как-то Плешивый рассмотреть в этих биологических субстанциях необходимое для собственного возможного продвижения по службе. Он, как заместитель по оперативной работе, обладал огромной властью над сидельцами и стремился ее использовать сполна, в первую очередь в своих корыстных интересах.

Так бывает. Пацан, который в детстве получал щелбаны да пендели за свою никчемность, трусость и подлость, получив образование и власть, став начальником, отыгрывался на людях. Они все были ему ненавистны. Он мстил за унижения, полученные в детстве, юности и студенчестве. Именно такими и были Плешивцев и его коллега — следователь Курочкин.

Однажды в столовке к Филипку подкатил Копченый.

— Слышь, пацан, базар к тебе имеется. Перетереть одну тему надо. Мы с Соленым хотим обкашлять с тобой возможное сотрудничество. С нами, крутыми зэками, будешь работать, будет тебе щастье, и даже с бабами перепих устроить могем. Истосковался, небось, по бабскому-то теплу, — сказал Копченый и скабрезно загыгыкал, сверля своим взглядом Вячеслава.

— Не на того нарвался, Копченый. Ты хуже пидора. Я тебе руки не подам. Для меня это стремно. Помогать тебе в твоих грязных делах и стать ментовским холуем я никогда не буду. Катись от меня куда подальше, — сверкнув глазами, презрительно произнес Слава и показал ему оскорбительный и унижающий жест.

Слова молодого зэка обожгли блатаря, как огненная лава извергающегося вулкана. Он покраснел, позеленел, но ответить не посмел. Струсил. У Филипка был такой угрожающий вид, что казалось, он порвет сейчас на части собеседника, «как Тузик грелку». Копченый отступил, но затаенная злоба стала сверлить и разъедать уркагана. Он уже не мог спокойно спать. Испортился аппетит. Случай для отмщения вскоре подвернулся. На очередной разнарядке в кабинете у подполковника Плешивцева, где рассматривалась фабрикация признаний для раскрытия преступлений, Копченый сделал деловое предложение по новой теме раскрытия мокрухи:

— Есть тут один зеленый огурчик, Филипком кличут. Ему и надо подвесить иркутскую поножовщину пятилетней давности, которую предложил раскрутить и раскрыть Курочкин. У него и статья подходит. За подобное художество он срок и мотает.

— Ну хорошо. Завтра я его в карцер прикажу закинуть. Дальше вы уже действуйте сами. Чтобы послезавтра у меня на столе было чистосердечное признание от Филиппова. Я обещал следователю Курочкину, что все будет сделано. Если не сделаете как надо, я вас самих сгною. Будете просить о смерти. Такую жизнь я вам устрою, что ад покажется раем. Сами напросились. А сейчас пошли вон. Уже больше трех дел за вами нераскрытых по согласованному графику числится в этом месяце. Я что, трепачом должен выглядеть перед Иркутском? — гневно заорал заместитель начальника колонии Плешивый и затопал своими кривыми ножками. — Вон отсюда, гады. Работать разучились! Размажу! Сгною! Уничтожу!

В тридцатиградусный мороз Славка возвращался из столовки в отряд. Навстречу ему откуда ни возьмись выскочил ДПНК (дежурный помощник начальника колонии) майор Буш.

— Заключенный Филиппов, почему не по форме одеты?! Мать вашу так! Безобразие. Нарушаем, значит. Совсем уже оборзел!

— Виноват, гражданин начальник, я у шапки-ушанки уши опустил, чтобы свои не отморозить, — отчитался наш зэк.

— Я, плять, тебе сейчас яйца отморожу, жопу опущу. Почему нарушаем форму одежды? Опускать уши у шапки-ушанки не положено! Распорядок нарушать не позволю!

— Так ведь холодно, гражданин начальник.

— Пятнадцать суток тебе карцера, понял? Там погреешься, — ухмыльнулся ДПНК. — Ты у меня еще попляшешь, гаденыш.

— Понял, гражданин начальник, — отчеканил Филипок.

Так Славка загремел в ШИЗО.

Здесь Филипку предстояло провести пятнадцать суток. Ужаснее ситуацию себе представить сложно, особенно если вспомнить о кольщиках, которые должны были выбить необходимые признания от невиновного и ничего не подозревающего зэка. Бушлат и шапку у Славки охрана отобрала при входе в карцер. Зачем? Да просто издевались поступив на службу в систему ИТК на зону быдлаки-вертухаи, получившие власть над людьми. А может быть, это сделали намеренно, для того чтобы зэк стал посговорчивее и быстрее сломался. Сейчас уже не узнаешь. А тогда продрогший и замерзающий Славка, покрываясь инеем, сидел на корточках и желал только одного — уснуть и не проснуться.