Вильям Козлов - Карусель

И вот в 1985 году, в масштабе целого государства широко была объявлена настоящая война пьянству. Поначалу думали, что это очередная кампания, которая, как и прежде, вскоре сама по себе заглохнет — мол, не впервой нам видеть такое! А когда этого не случилось, а водки продавалось все меньше, бросились пить всякую гадость: одеколон, самогон, технические и гидролизные спирты, лекарства, даже лосьоны. Увеличилось число наркоманов, токсикоманов. Додумались даже вот до чего: разрезали кожу на голове, пристраивали на ранку вату с различными ядохимикатами и тупо «балдели».

Я считаю, что убежденного пьяницу уже вряд ли излечишь от этого страшного порока, но, может, молодое поколение уже не будет так пить: водка стала дорогой, да и купить ее трудно.

В сельской местности еще труднее стало с выпивкой, чем в городе, там нет-нет и выбросят спиртное в изобилии, а тут — месяцами ничего! То весенняя страда, то сенокос, то уборочная. Да и с варением самогона стали дела плохи, когда исчез из свободной продажи сахар и дрожжей не найдешь.

Хочется верить, что люди постепенно отвыкнут от пьянства. Реже в Петухах слышны разговоры о бутылке, все больше толкуют о земле, хозяйстве. Мол, надо снова как встарь возвращать землю крестьянам. Своя земля — это своя, а колхозно-совхозная, что ни говори — чужая. Возможно, что вместе с землевладением вернутся к нашему крестьянину охота к сельскому труду, любовь к земле... Говорят же ученые, что в генах передается тяга к наследственному. На стариков надежда плохая, а вот, может, гены взыграют у молодежи, которая бежит сейчас из деревни в города?..

Я вижу в окно, как Гена облокотился на отполированную рукоятку мотыги и беседует с Николаем Арсентьевичем, который остановился по другую сторону забора. К сапогам Козлина пристали коричневые комки земли, острый конец металлической мотыги влажно поблескивает. Сосед в своей неизменной выгоревшей плоской кепке, небритые щеки еще больше запали, в зубах измятая папироса. Дымит и Козлин. Я слышу их приглушенные голоса, они толкуют о рыбалке, украденных у завтурбазой сетях, о том, как в пятницу пожаловали на озеро рыбаки гослова, неводом выгребли тонну мелочи и тут же стали желающим распродавать. Попались и крупные щуки. За две бутылки самогона навалили Варваре два ведра, та еле доперла до дома на коромысле. Гена сурово осуждает рыбаков. Он сам браконьер, но разве сравним тот урон, который нанесли озеру рыбаки гослова, с тем, что они, «браконьеры», берут на перемет и в сети?..

Поговорив о рыбалке, перешли на водку. Сосед сетует, что в этом году на день рождения не выпил ни грамма, а Гена стал развивать свою теперь любимую тему, что хорошо жить и без выпивки. Утром проснулся человеком, взялся сразу за дела, а так бы маялся от дикого похмелья, страдал, думал бы все время об ней, проклятой...

Голоса стали невнятными, и я шире приоткрыл форточку.

— ...избаловался народ праздниками, — явственно донесся глуховатый голос Геннадия. — А какой праздник без водки? Я бы все праздничные дни сделал рабочими. А пристегнул бы их к отпуску. Ведь человек пьет от безделья, от скуки и душевной пустоты... (Это он явно в газете вычитал!) Я вот, Коля, бросил пить, так будто заново на белый свет родился. Радуюсь каждому утру, руки сами просят работы. Вечером смотрю цветной телевизор, читаю книги. А сколько в газетах интересного! В театр стал ходить, на концерты. А раньше что? Кабаки, пивные, пьяные рожи собутыльников, грязь, канавы, жуткая головная боль...

— Да по мне, нет ее, и слава Богу, — соглашался Николай Арсентьевич. Я уже давно заметил, что, когда сосед трезвый, он типичный соглашатель. А вот подвыпив и будто обретя уверенность в себе, начинает возражать, спорить. А так он со всем, что ни скажи, согласен, даже с тем, что водка — грех! Хотя звякни кто-нибудь близко стаканом — пулей туда помчится в надежде, что и ему обрыбится.

— Россию надо спасать, — солидно продолжал Геннадий. — Спилась матушка-Россия. Вот скажи, Арсентьевич, почему у нас такая хреновая продукция на прилавках? Все из-за водки! Кто пьет, тот теряет интерес к работе, по себе знаю, да и руки не те, что у трезвого. Трясутся по утрам ручонки-то. Вот и прет валом брак. Возьмешь в руки японский транзистор — игрушка! В руках приятно подержать, они гарантируют исправность до двадцати лет — часы-ли это или радиотехника. А наши приемники, магнитофоны? Мало того, что грубо сделаны, так ломаются напропалую. Все гарантийные мастерские завалены нашей техникой...