Эмили Гиффин - Прежде всего любовь

– А он должен быть?

– Необязательно, – Гейб пожимает плечами, – но люди обычно действуют в своих интересах.

– Да. Но не всегда. Ты не сдаешь кровь?

Гейб сглатывает.

– Кровь и сперма – немного разные вещи, тебе не кажется?

Я перебиваю, чувствуя, что должна защитить Пита.

– Гейб, несколько недель назад ты говорил прямо наоборот. Сравнивал это с донорством органов. Помнишь?

– Да, – парирует Гейб, – а ты сказала, что это другое. Помнишь?

Я хочу ответить, но он продолжает:

– И тут не имеет значения, что думаю я или ты. Важно, что думает Пит. Я пытаюсь понять, что он чувствует, – Гейб кажется мне напряженным, – опиши свой идеальный сценарий, – просит он Пита.

– Мой идеальный сценарий… – начинает Пит, потом замолкает, – ну… мой идеальный сценарий…

– Зачем ты его мучаешь? – спрашиваю я, почти ожидая, что Пит сейчас встанет и выйдет. Зачем ему терпеть допрос?

Пит качает головой:

– Да нет, я просто думаю, – и пытается ответить в третий раз. – Я стану донором спермы, Джози забеременеет и родит красивого здорового ребенка. Ее ребенка. Но…

– Но? – давит Гейб.

– Но, может быть, она позволит мне немного поучаствовать в его судьбе.

– Что такое немного?

– Не знаю. Гулять с ним раз в год. Водить на игры «Брейвз».

– Ты фанат «Брейвз»? – спрашивает Гейб, как будто это имеет значение.

– Нет, я болею за «Брюерс». Но мне кажется, что увозить ребенка мне никуда не позволят, поэтому и говорю про местную команду, – Пит улыбается.

– А если ты поведешь своего ребенка на игру «Брейвз» и привяжешься к нему? – нападает Гейб.

– Уверен, что так и случится.

– И что? Это не проблема, по-твоему?

– Гейб, – я начинаю злиться, – почему ты пытаешься его отговорить?

– Не пытаюсь!

– Не пытается, – спокойно говорит Пит, – все в порядке. Это даже полезно. Продолжай.

– Ладно, – вздыхает Гейб, – я провел небольшое исследование.

Я удивленно смотрю на него – мне он об этом не рассказал.

– Во-первых, даже если у вас в порядке все документы, суд может и передумать. Это значит, – он делает драматическую паузу, – существует вероятность, что Джози потребует от тебя финансового участия через суд, – Гейб тычет в меня пальцем, смотря по-прежнему на Пита, – а ты можешь потребовать признания родительских прав. И даже совместной опеки, – теперь он смотрит на меня.

– Я не буду этого делать, – я уже почти злюсь.

– Я тем более.

– Но это возможно. Это случается. Это риск.

– Нет, если воспользоваться услугами лицензированного врача, – возражает Пит, – в таких случаях соглашения почти всегда сохраняются.

Я снова удивляюсь, а он слегка улыбается мне:

– Я тоже проводил исследования.

– Правда? – я тронута.

– Да, – он кивает.

На несколько секунд я забываю, что Гейб и Лесли тоже здесь, но потом Гейб осторожно кашляет и переходит к финальной мысли.

– Понимаете, – говорит он, – я буду честным. Мне не кажется, что это хорошая идея. Вообще.

– А мне кажется, что хорошая, – неожиданно вклинивается Лесли.

Все смотрят на нее.

– Джози хочет ребенка, а Пит хочет ей помочь. И почему нет?

Это довольно милые слова, но всем телом, тоном и выражением лица она говорит совсем другое. Она ерзает на диване, пристраивает голову на плечо Гейбу, устало зевает, явно мечтая, чтобы эта часть вечера закончилась.

Пит не обращает на нее внимания и отвечает Гейбу:

– Конечно, еще подумать надо. Тут есть что обсудить. И нужно обратиться к специалистам. К врачу и, может быть, к юристу, – говорит он твердо и разумно, – мне кажется, что, скорее всего, я стану донором, а потом исчезну. Так будет лучше для всех заинтересованных лиц.

Я страшно разочарована, но тут он добавляет «но». Теперь я начинаю надеяться, хотя и не понимаю, на что именно.

– Но мы с Джози можем придумать свои собственные правила, – он смотрит мне в глаза с нежностью, от которой у меня перехватывает дыхание. – Да, Джози?

– Да, Пит, – улыбаюсь я и чувствую себя счастливой, как влюбленная девчонка.

На следующее утро, пока я еще лежу в кровати и листаю «Инстаграм», Гейб стучит ко мне в дверь, вернувшись от Лесли.

– Входи, – я откладываю телефон и сажусь.

Он открывает дверь. Он устал и растрепан, но при этом чрезвычайно оживлен.

– Это жуткая, кошмарная, ужасная, никуда не годная идея, – говорит он, глядя на мою любимую детскую книжку, которую я держу на тумбочке вместе с «Гарольдом и фиолетовым мелком» и «Пятью китайскими братьями».