Эмили Гиффин - Прежде всего любовь

Иногда мне кажется, что причина моих проблем с Ноланом в том числе в этой самой истории. Потому что, даже если я озвучу приглаженную, сокращенную и приличную версию, не упоминая сентиментальных деталей вроде «Нолан был одним из тех, кто нес гроб моего брата», мы все равно упремся в Дэниела.

Сколько я себя помню, Нолан был лучшим другом моего брата, хотя, при почти пятилетней разнице в возрасте, я не обращала внимания ни на одного из них, разве что в самом раннем детстве. Он просто был данностью, как обитый твидом диван в гостиной или отцовский верстак в гараже. Фоном, на котором проходило мое детство. Старшим мальчиком, который обменивался с братом бейсбольными карточками, играл в футбол во дворе или оставался ночевать у нас на раскладушке, вытащенной из-под односпальной кровати Дэниела.

Когда я дожила до средней школы, игнорировать Дэниела и его друзей стало сложнее, хотя бы потому, что Джози говорила только о них. Особенно ее интересовал Нолан, и я вынуждена была согласиться, что на него приятно смотреть. У него были волнистые светлые волосы, ярко-голубые глаза, и он очень легко загорал. В общем, он так походил на спасателя Малибу, что Дэниел его так и звал.

К тому же он был самым спортивным другом Дэниела и добивался успеха в любом виде спорта. Правда, ему не хватало трудолюбия и энтузиазма Дэниела, и это уравнивало их шансы на поле. Но больше всего мне нравилось в Нолане чувство юмора, его спокойное отношение к жизни, что так не походило на моего брата-отличника. Они во многом были противоположны друг другу, и с годами это стало еще заметнее. Дэниел стал лучшим выпускником Ловетт-скул и уехал в Гарвард, а Нолан выбрал девушек, вечеринки и университет Миссисипи. Средний балл у него еле-еле дотянул до двух (как раз чтобы вернуться в Атланту и работать в семейной типографии). Несмотря на то, что их пути разошлись, они оставались друзьями. За несколько дней до смерти Дэниела я подслушала, как он говорит Софи, что Нолан будет его шафером.

Поэтому, когда наутро после аварии мы вернулись из больницы и обнаружили «тахо» Нолана перед своим домом, это показалось нам одновременно уместным и ужасным. Пока мы с родителями вылезали из машины и шли к нему, он мог бы сказать что-нибудь совсем жуткое, но вместо этого только спросил:

– Где вы были? Где Дэнни? Мы собирались поиграть в баскетбол в десять, – он жевал пончик и, пока ждал ответа, успел облизать пальцы.

Я задержала дыхание и посмотрела на отца, который все еще не снял мятый костюм после командировки, только сунул красный галстук в карман. Он хотел ответить, но опустил голову и побежал в дом. Мама схватила его за руку. Нолан вылез из машины и перестал улыбаться.

– Мередит, – непонимающе сказал он, – что случилось-то?

Мне было всего двадцать, я еще даже не могла покупать пиво, но было очевидно, что именно мне придется сообщить лучшему другу Дэниела о его смерти.

– Дэниел вчера попал в аварию, – сказала я кое-как, хотя у меня сдавливало горло, а в ушах шумела кровь.

– С ним все в порядке? – спросил Нолан, как будто подталкивая меня к правильному ответу. – Он же поправится? Да, Мередит? – он распахнул глаза.

Я сделала глубокий вдох и впервые сказала это вслух:

– Дэниел погиб.

Нолан смотрел на меня пустыми глазами, как будто не услышал моих слов или не сумел их понять.

– Грузовик врезался в его машину на углу Мурс-Милл и Нортсайда, – пробормотала я. Я сама еще толком ничего не понимала. – Он был пристегнут, но повреждения внутренних органов оказались слишком сильны. Они сказали, что это произошло очень быстро… Что ему не было больно.

Я повторила то, что мама сказала бабушке: «Ему не было больно». Мне очень хотелось верить, что это правда, но я всегда в этом сомневалась, всегда пыталась представить последние мысли Дэниела. Понял ли он, что происходит?

Нолан рухнул на переднее сиденье, оставив ноги снаружи. На нем были незашнурованные высокие кроссовки. Я задохнулась в ужасе, когда он простонал:

– Черт, только не это. Мать твою. Срань какая.

Меня тянуло убежать, чтобы не видеть и не слышать Нолана. Но я не могла его бросить. Поэтому я обошла его машину спереди, открыла дверь и залезла к нему. И только тут поняла, как я замерзла, и вспомнила, что оставила куртку в больнице.

– Включи, пожалуйста, печку, – тихо попросила я.

Нолан заерзал на сиденье, закрыл свою дверь и повернул ключ. Радио заорало, и он выключил его кулаком, потом треснул по приборной панели, разбил пальцы. Я достала из сумочки платок, но он не взял. Кровь стекала по ладони и запястью. Он сказал, что уезжает.