Ольга Савельева - Ну ма-а-ам! [litres]

Я сходила домой и принесла ему остатки завтрака: сыр и яичницу с сосисками. Кутуз ел медленно, нежадно.

– Я утром давал ему кашу, – сказал мальчишка-сосед, вдруг возникший рядом.

– И я кормила, – подошла девочка из соседнего дома. – Он не голоден.

– У него глаза нет, видели? – коротко стриженный соседский мальчуган задрал челку собаки. – Его за это Кутузовым зовут. У Кутузова тоже не было глаза: он его в ледовом побоище потерял.

– Чушь не неси, – строго сказала восьмилетняя, самая младшая девочка. – Он с французами воевал…

Через Кутуза я познакомилась сразу со всеми местными детьми. Мы стали компанией выгуливать «нашу собаку». Вечерами делали общий костер. Я даже как-то примирилась с дачей, у нее появился новый смысл: друзья, прогулки, Кутуз.

Однажды мы придумали искупать Кутуза: долго грели воду на солнце, нашли старый таз, залепили дырки пластилином, пошли к болоту, чтобы там после мытья расчесать космы Кутузу, девочки хотели заплести ему дреды.

Вечером мы налили в таз теплой воды, развели в ней шампунь и мыло, даже нашли мочалку, шутили, что Кутуз – сам мочалка. Затащили в таз ошалевшего Кутуза, мылили его отчаянно, а он по-стариковски сопел и шутливо вырывался, но позволил елозить по своему телу десяткам мыльных детских ладошек. А потом, когда мы должны были смывать с него мыло новой порцией теплой воды, Кутуз вдруг сбежал от нас и закончил мытье в грязном болоте. Мы очень любили этого бездомного доброго пса.

– А косичкиии, – кричали девчонки и махали ему расческами. – Кутузик, ну иди сюдааа…

Осенью мы начали переживать, как Кутуз перезимует. Забрать его домой, в город никому не разрешили бы. Помню, как мы учили его делать запасы на зиму, закапывать еду в определенном месте, а потом сами закопали ему поздней осенью съестные припасы – кости – под домом сторожа, и ранней весной с замиранием сердца гнали туда родителей, узнать: как он там, наш Кутуз.

Однажды летом мы, гуляя большой компанией, добрели до крайнего садоводства у соснового леса. Кутуз сопровождал нас всю дорогу, а перед воротами того садоводства вдруг сел как вкопанный и не пошел внутрь.

Мы пришли на разведку. Поговаривали, что тут открыли палатку и торгуют хлебом и молочкой, вот мы и шли узнать, так ли это.

Палатку мы нашли: я купила сметану, кефир, хлеб и ждала остальных у входа, со мной был Кутуз. Я наливала на руку сметану, а пес слизывал ее шершавым языком. Мне было щекотно, я смеялась.

– Это ваша собака? – спросила женщина из крайнего дома. – Уберите, тут у всех дети.

– Это наша, она не кусается.

– Я знаю, но такие собаки должны быть на поводке и в наморднике, мало ли что. Животное же. Он ходил к нашим тут, но не прижился.

Я помню, как поразилась этому «не прижился». Кутуз? Добрый, милый, благородный Кутуз не прижился?

– Знаете, я ни разу не слышала, чтобы он лаял, – сказала я, адвокатируя доброту Кутуза.

– Да я про другое. Лишай какой-нибудь принесет еще – бездомный же пес.

Я поняла, что Кутуз не идет туда, потому что чувствует: его там не любят. Видимо, ему доходчиво дали это понять.

Мои друзья вышли из ворот, мы побрели домой. Я шла в толпе и думала про лишай. Я не знала, что это такое и почему Кутуз должен его принести, и не понимала, почему наши родители не боятся лишая и разрешают нам играть с Кутузом, а другие боятся.

А потом Кутуз пропал: просто не пришел одной весной. Может, пал смертью храбрых в бою, как и полагается полководцу, а может, просто замерз той лютой зимой в своей лохматой шубе. Но я хочу думать, что он нашел кого-то лучше нас и прижился там.

Я учу детей любить животных своим примером. Они видят, что я люблю, и тоже любят. У нас дома живет залюбленная и затисканная кошка Ладошка – самая счастливая кошка на свете.

Я рассказываю детям, что животные беззащитны перед человеком и отражают его поведение.

Сын любит рассказ про Мансура, который показывает суть взаимодействия животного и человека. Мансур – это медвежонок. Очень смешной, косолапый. Охотник убил его маму, а Мансура пожалел – подкинул людям. Какая-то странная, избирательная доброта. Мансур был маленький и не запомнил злого охотника. Он не успел приобрести чуйку на ненависть. Ему не было и месяца, когда его подкинули на аэродром. Летчики увидели напуганного и голодного мишку, дрожащего от страха и неизвестности. Он был таким маленьким и беззащитным, что они просто не смогли его прогнать. Оставили, откормили, полюбили. Назвали Мансуром.