Татьяна Лебедева - Осень нелюбви

— Это мать просит сына отвезти бабушку в больницу, а он не хочет сажать ее в свою дорогую машину, потому что у старой леди иногда случается недержание. Я давно наблюдаю за этой семьей, они живут этажом выше. Вот это неправильные приоритеты.

Юра чиркнул спичкой и закурил очередную сигарету.

— Пустота в сердце — это уродство. Пустота разъедает хуже всякой кислоты. Такая вот физическая аномалия. А еще важно, чтоб была любовь к жизни. Жизнь — это ведь самая непостижимая вещь, не подчиняющаяся никаким законам. Как можно не любить ее?

— А когда она страшная, мерзкая?

— Это лишь одно ее лицо, а их очень много. Калейдоскоп. И узор постоянно меняется. Только бы взгляд не стал заскорузлым, когда видишь только один рисунок, когда глаз не воспринимает больше форм, цветов и оттенков, а концентрируется на одной черной точке, превращая ее в огромное пятно. Тогда ты — живой труп. Я люблю следить за жизнью, мне интересно, что она делает со мной, с людьми, с миром, как она переворачивает все с ног на голову. Жизнь — самая занимательная штука в мире! Если ты ее любишь, не факт, конечно, что она будет отвечать тебе взаимностью, — он хмыкнул и глубоко затянулся, — но, по крайней мере, ты всегда будешь получать от нее удовольствие.

Внезапно среди белой пелены света появился золотистый солнечный луч и упал на подоконник. Непонятно, как он вообще смог пробиться сквозь толстую завесу белой мути, которая уже неделю покрывала небо. Золотистый луч немного потанцевал на подоконнике и занавесках, а потом начал шириться. Он ширился и ширился, разъезжаясь золотой полосой по паркету, пока не дополз до дивана и до Юриного лица.

— Видишь, и такие просветы случаются, — Юра прищурился и выдул на луч кольца табачного дыма.

Луч не обиделся, он продолжал назойливо ползти на стену, отогревая старческую кожу обоев и выгоревший ковер. Юра улыбнулся ему, раздавил сигарету в пепельнице и вернулся в кресло в глубине комнаты.

— Я слышал, и у вас в фирме грядут нелегкие времена, — неожиданно сказал он.

— Вроде бы да. Хотя еще толком не ясно, головной офис ничего не говорит. Но Андрей уже дал понять, что сокращений не избежать, — ответила я.

— Ты, наверное, беспокоишься? Страшно терять работу?

— Это — как упасть в неизвестность. Когда летишь во сне в пропасть, и сердце замирает. Ведь у меня на самом деле неплохая работа. Вряд ли я еще такую найду. Я сейчас живу с ощущением, что у меня под ногами образовалась трещина, которая расширяется с каждым днем, — и очень скоро я в нее провалюсь.

— Ты просто провалишься в свою следующую жизнь, — спокойно сказал Юра.

— Все равно страшно.

— Нет смысла бояться. Придет новое и заменит старое. Ты все равно будешь умной и красивой. И солнце продолжит вот так ни с того ни с сего врываться в комнату. Кризисы когда-то заканчиваются. Даже я уже скоро выплачу свои двадцать миллионов.

— Сколько? — потрясенно выпалила я.

— Да, я был должен двадцать миллионов, — он засмеялся, глядя на мою реакцию. — В рублях. Так что не очень пугайся.

Я даже не могла себе представить, сколько это денег.

— И у тебя начнется третья жизнь?

— Да! Пожалуй, уеду куда-нибудь из этого города.

В его веселых глазах плясали маленькие золотые лучики. Он был свободен. Человек, который задолжал двадцать миллионов и, чтобы их выплатить, вынужден был жить в обшарпанной стариковской квартире, — этот человек казался мне воплощением свободы! Как такое могло быть?

Юра уже закрыл за мной дверь, и я направилась к лестнице, как вдруг услышала, что замок за моей спиной снова щелкнул.

— Эй! — позвал он.

Я обернулась.

— Придет время, когда ты решишь, что все кончено, — проговорил он. — Это и будет начало!

Я поставила машину в гараж и медленно пошла по парку к своему дому. Город был усыпан желто-коричневой листвой. Охапками лежала она по краям дорожек, и заходящее солнце бросало на нее длинные тени деревьев. Будто вырезанные рукой мастера, лежали на черном асфальте яркие листья клена и дуба. Как хорошо, что не торопятся их жечь, подумала я. Соседские дети в стороне от аллеи подбрасывали охапки листьев вверх, и они, шурша, разлетались в воздухе желтой стаей. На западе сквозь серое тяжелое небо прорывался алый закат, он отражался, многократно повторяясь, в стеклах моей многоэтажки, отчего она тоже будто была причастна к красоте. Алые блики падали румянцем на листья, на деревья, на скамейки, на лица людей, и все становилось мягким и теплым. Я остановилась посреди парка и глубоко вдохнула осенний свежий влажный воздух. Жизнь красива! Все-таки даже сейчас, в кризис, в грязь, — она красива! Я стояла и любовалась ею. И внезапно меня осенило! Все мои поиски любви были напрасны! Ведь любовь не надо искать, она везде вокруг нас. Просто нужно впустить ее внутрь. Когда любви нет в твоем сердце, ее поиски бесполезны. Хоть весь мир обойди — не найдешь. Любовь рядом, ее надо только раскрыть: в себе и в окружающих людях. Нужно взглянуть на людей другими глазами, увидеть в них лучшее, найти в них ту же самую потребность в любви. Вся эта жизнь и есть любовь, — надо только понять это!