Татьяна Лебедева - Осень нелюбви

— Я скучал по тебе!

— Я тоже скучала.

— Целый месяц не мог дотронуться до тебя… — он провел рукой по лбу. — Я не разрешал себе даже смотреть на тебя…

— Не надо об этом.

— Я действительно идиот.

Внезапно у меня закружилась голова. Темнота, музыка, мускулистые руки, полоска света — все завертелось в неистовом хороводе. Его губы были везде, они ласкали меня, как крылья бабочек. Они подняли меня над землей и бережно уложили на спину, я растворилась в теплом дыхании. Его жесткие ладони крепко держали меня и не давали упасть. Все перевернулось, я видела комнату опрокинутой потолком вниз. Она плавно покачивалась, и то летела мне на встречу, то снова удалялась в темноту. Она вибрировала вокруг нас. Пауза. Сменилась композиция. «Hold me, thrill me, kiss me…» — ритмично отбивал Боно. Я чувствовала каждую ноту и не слышала ничего. Я видела Ромин взгляд, выражение его лица: он любил меня. А я обожала его сейчас, именно в эту минуту.

Потом мы лежали в темноте, откинувшись на подушки, уставшие и мокрые. Был второй час ночи. Рома достал из кармана брюк сигарету, зажигалку и закурил. В темноте замелькал красный огонек. Вторую руку он запустил мне в волосы и легонько щекотал за ухом, массировал шею. Улыбался.

— У тебя есть одна блузка, которую я вспоминаю до сих пор, — тихо рассказывал он. — Мы тогда первый раз занимались с тобой сексом, и я не знал, как ее расстегнуть и стянуть с тебя.

— Да, черная.

— Да. Я все пытался найти застежку, а у нее, оказывается, была потайная молния, — он засмеялся. — А ты не спешила мне помочь.

— Мне было весело наблюдать за тобой.

— Я даже начал злиться!

Я смотрела на красный огонек сигареты, не отрываясь. Страсть отпустила, и я чувствовала только физическую усталость. Я выдохлась. Голова и руки были тяжелыми, как Сизифов камень. «Разве это любовь? — думала я. — Это все алкоголь. Зачем я здесь? Ведь я не люблю его» И душу снова наполняла пустота. Мне хотелось закрыть глаза и очнуться дома. Быстро, моментально, без объяснений.

Рома с наслаждением выпустил струйку дыма, посмотрел на меня:

— Прости меня! Я обижал тебя, потому что мне было больно! Нет-нет, я сейчас не об этом хотел поговорить! — предупредил он мой отрицательный жест.

Глубоко затянулся. Я поняла, что сейчас он хочет сказать что-то важное для него, о своих чувствах. Знала, что не смогу ответить. Должна была остановить, но…

— Даш, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Я не хочу, чтоб ты уезжала. Останься! Навсегда останься!

Он заглянул мне в глаза. В них он увидел только испуг и растерянность. Он всё почувствовал.

Я поднялась, отстранив его руку, села, обняла колени. Боже-боже, зачем я сегодня это сделала? Мы молчали какое-то время.

— Ром… извини… я, пожалуй, поеду!

Потом молчали еще, минуту или больше. Я слушала Боно, на глазах выступили слезы. Боно божественен как всегда, а я не на высоте! Я давно уже не на высоте! Я первая пошевелилась, разорвав невыносимо глубокую паузу. Стала искать свою одежду, старалась не смотреть на него. Он тоже вышел из ступора, закурил вторую сигарету, следил за моими движениями. Под его взглядом я всё роняла, ничего не получалось.

— Даш, ты специально так сделала, чтоб унизить меня, отомстить?

— Нет, я не хотела…

— А чего ты хотела?

— Я…я, пожалуйста, отвернись, я не могу одеваться, когда ты так смотришь!

Он положил голову на подушку и стал смотреть в потолок: «Риторический вопрос!». Я сама готова была заплакать.

Хотелось блевать, так, чтоб выворачивало наизнанку. Чтоб выблевать всю себя, всё, что тяготило душу. Я обидела человека в самый неподходящий момент! Я ехала домой на автомате по грязным пустым улицам ночного города. Хмель уже выветрился. Тяжелый туман не пропускал свет моих фар, на десять метров вперед всё терялось в зыбучей пелене. Размытые фонари, всплывающие по бокам, были давяще «жолты», именно «жолты», через «о». Я сильней выжимала газ. Хотелось пить и курить, очень сильно напиться и накуриться до одури, чтоб склониться над унитазом и выворачивать кишки, биться головой о сливной бачок и плакать пьяными слезами. Чтоб стало невыносимо физически плохо: может, тогда душевная тошнота отступит на второй план. Дорога была скользкой, я почувствовала, что меня временами начинает заносить: еще чуть-чуть, — и я не впишусь в следующий поворот. Проклятый туман! Мерзкий! Одна мерзость вокруг меня, и внутри тоже! Поэтому меня так часто тошнит, это моя собственная мерзость накапливается, оседает на стенках, уже подступает к горлу! Срочно надо проблеваться! Но давно закрыты все супермаркеты и ларьки, и я не могу купить сигарет и алкоголя! Я кусаю губы и тихо матерюсь, хотя знаю, что даже если б всё было открыто, я б ничего не купила, а также приехала бы домой, укрылась с головой пледом и умирала от тошноты, тихо выдавливая капли мерзости через глаза со слезами. Хотелось нестись бесконечно в этом тяжелом непроглядном тумане, я так уже привыкла к нему. Но последний скользкий поворот с заездом на бордюр — и вот он, родной проклятый дом. Здесь есть унитаз и плед, но нет сигарет и водки. Я опять матерюсь. Что ж, придется перечитывать «Утраченные иллюзии», чтоб выдавить из себя хоть пару капель той тошнотворной гадости, что внутри меня.