Иван Алексеев - Светлые истории

— Вполовину — это не чуть, — не согласилась Ирина. — Я Антону не говорю, сколько у меня выходит за месяц, чтобы его не расстраивать. Он мечтает о такой зарплате. А у него работа потяжелее нашей. Физическая. Изматывающая.

— Чуть, не чуть — это как посмотреть. В технике отличия в два раза обычно полагают приемлемым допуском оценок. Потому что такие отклонения отдельных параметров не сильно влияют на эффективность работы системы в целом. Вот когда отличия составляют порядок — десять раз — и более, тогда их необходимо анализировать и устранять. Я понимаю, что магия абсолютных значений завораживает, но ты просто предположи, что твою зарплату увеличили в два раза, и подумай, поможет ли это тебе решить новый круг задач? Вряд ли получиться купить сыну квартиру или нанять работника строить дом в деревне. Даже с учетом твоего умения копить. Или предположи, что твою зарплату в два раза уменьшили. Понятно, что вам с мужем будет тяжело, но тоже не пропадете, — ты сама рассказывала, что вы выживали и на одну зарплату.

— А если еще разложить, из чего складывается твой доход, — продолжал Дима, — то получится, что вам с мужем платят примерно одинаково, то есть ту сумму, которую элита называет средней зарплатой по экономике в регионе. Если вычесть твои неофициальные премии, сколько у тебя останется? Да ты не морщись, я у тебя ничего не собираюсь выведывать. Я и так знаю, что всем доплачивают, предупреждая, чтобы об этом молчали, а то порушите серые схемы начальников и останетесь на голой зарплате. Не переживай, нам платят точно также и говорят те же слова. Иначе отсюда разбежались бы последние работники. Твоему мужу не доплачивают, нам доплачивают — вся разница. Почему доплачивают? Если абстрагироваться от формальных схем, то фактически — за согласие молчать. Почему начальники получают больше нас? Чем больше знания о серых схемах, тем молчание дороже оплачивается. Вот и вся тайна системы государственного заказа, в которой мы работаем. А еще я уже давно прикинул, что наш суммарный доход примерно равен по покупательной способности зарплатам в СССР. Только теперь часть государственных денег фактически изымается на организацию схемы обогащения управленцев по принципу пирамиды. Так их доходы начинают отличаться от наших на порядки, а это уже качественно другой уровень и другие общественные отношения. Заметь, я даже не рассматриваю при этом большое количество образовавшихся частных собственников и все прочие наросты на шее народа. Только механизм так называемого государственного заказа. И это нам надо? Твоему мужу, тебе, мне, нашим детям?

— Мой Антон с другом тоже поумнели, — заметила Ирина. — Они поняли, что за переработку им не будут платить больше в разы. Простые люди тоже не дураки. Зачем им изнашивать себя, работая на дядю? Они и не стараются работать. Заработают себе на хлеб и ладно. Вообще, наши родители во многом виноваты. Они не научили нас жизни. Должны были подсказывать детям, как лучше устроиться, как можно быстрее выйти на пенсию. У меня школьная подруга, оказывается, была пожарной и уже на пенсии. Что она там, пожары что ли тушила? Так же сидела за столом с бумажками, как все.

— Это не то все. Это нам не нужно, — махнул рукой Дима. — Нам надо другое. Научно-технический прогресс позволяет сокращать продолжительность рабочего времени — этим и надо заниматься, если думать о будущем. Чтобы удовлетворить разумные потребности, не надо заставлять народ работать так много. Зачем нас заставляют отбывать на работе по восемь часов? Чтобы мы не могли ничего изменить. Почему? Потому что новое требует тщательного обдумывания, на что нужно много времени и энергии. А если не сачковать, а работать, как ты сказала, на дядю по восемь часов в день, то энергии остается ровно столько, чтобы добраться до дома, приготовить поесть и полежать на диване перед телевизором.

— Сталин еще и поэтому у них плохой, что предлагал дать людям больше свободного времени для саморазвития. При нем, в начале тридцатых, попробовали семичасовой рабочий день. К сожалению, потом из-за близкой войны пришлось не просто от этого отказаться, но еще и увеличить время работы, и ввести жесткую производственную дисциплину. Когда стало полегче, уже при Хрущеве, опять стали уменьшать рабочую неделю. В 62-ом году планировали выйти на сорокачасовую рабочую неделю, а мечтали дойти чуть ли не до тридцати, негласно выполняя Сталинский наказ 52-го года. Передумали. Остановились на сорока одном. С той остановки нас и поворачивали к капитализму. Если бы не развернули, работали бы мы сейчас часов по пять. Не слабо?