Иван Алексеев - Светлые истории

— Я не все эти задачи знаю. Не уверен, что решу. Мне надо попробовать. А потом уже бывает поздно.

— Тебе уже некогда пробовать! Ты соображаешь лучше меня, — наседал на него Игнат. — Ты не жди других, а сразу сам тяни руку. Сообразишь у доски. Если затормозишь, училка подскажет, она всем подсказывает!

— Так не очень хорошо.

— Что не хорошо?

— Не хорошо надеяться на других.

— Ты и не надейся, сам будешь решать! Неужели приятно сидеть, когда другие, не лучше тебя, получают плюсы и плюс-минусы, а у тебя ноль? Я же вижу, что ты лучше многих! А получаешься никаким!

— Тебе просто надо поднять руку, не думая, — продолжал Игнат. — Вот увидишь, у тебя все получится. Давай, прямо сегодня решись и иди к доске. Давай, а то будет поздно.

Саша молчал. Он и так уже наговорил больше обычного.

А Игнату очень хотелось, чтобы Саша поступил вместе с ним. В жизни должна быть справедливость. Будет не честно, если Игнат поступит, а Сашу не возьмут. Черт бы побрал эту его деревенскую застенчивость!

Игнат почему-то знал, что ему до положительного решения остался только один шаг, и он сделает его сегодня. На сегодня была тема, которую он штудировал перед городской олимпиадой. Наверняка там будет какая-нибудь задачка, решение которой он знает. Вот бы хорошо было отличиться сегодня вместе с Сашкой!

Внутренне чувство Игната не подвело. Подкинув завязанный на голове хвост и блеснув глазами из-под стекол очков в тяжелой оправе, учительница по физике закружила на доске задачку про траекторию движения точки на колесе и, как всегда улыбаясь, пригласила ее решать.

— Почему мало рук? Маша и Игнат? Давай, Игнат.

Как же называлась та кривая, уравнение которой вывел и которую нарисовал Игнат на доске? Прянишников даже удивился, как туго вспоминалось то, что он не должен был забывать. В голове болталась лемниската Бернулли, связанная с бесконечностью… А про колесо было другим словом, похожим на само движение… Циклоида? Ну да, скорее всего. Как он мог позабыть?..

Учительница радостно оглядела чисто записанный на доске вывод, который снимал последние сомнения с уже намеченного ею решения по Игнату.

— Умница! — сказала она, и Игнат понял, что поступил.

Сев за парту, он даже не очень вслушивался в следующие задания и только толкал локтем соседа, напоминая об утреннем разговоре.

В самом конце двухчасового урока, перед обедом, в классе установилось неловкое молчание. Учительница нарисовала последнюю задачу и призывала уже не решить ее, а хотя бы дать идею решения, но желающих не было.

— Саша? — удивилась учительница.

Саша решительно вышел к доске и нарисовал на ней формулу, потом осторожно еще одну и вдруг смутился. По его невозмутимому и даже заторможенному лицу невозможно было понять, как он паникует. Один Игнат угадал это, встретившись с ним взглядом.

Саша посмотрел на учительницу. Потом снова на Игната и опять на учительницу, но она молчала.

Это был первый раз, когда она не подсказывала. И это было не честно. Никто в классе не знал решения этой задачи. Все умники, которых она выделяла, притихли. За что она так поступает с Сашей?

— Нет, не то. Садись, пожалуйста, — сказала она. — Задача снимается с рассмотрения. Советую порешать ее на досуге. Я вам это настоятельно рекомендую, чтобы избежать неудобного подарка судьбы на вступительном экзамене в университет.

Когда через пару дней в их классе зачитали полученные кандидатами баллы и назвали фамилии поступивших, Игнат успокаивал себя тем, что если бы у Саши не получился минус, а так и оставался ноль, он бы тоже не поступил, но все равно было чуточку неприятно и стыдно сознавать, что у соседа не получилось, и что, может быть, уезжающая домой пассивная половина уступила не более достойным, а более ловким.

Про ловких он подумал еще потому, что, поддался их разговорам и не пошел на лекцию Колмогорова — одного из авторов нового школьного учебника алгебры, и поэтому необыкновенного в представлении Игната человека. Робкий ропот учителей его школы, считавших старые учебники лучше, конечно, вползал в его уши, но, не задерживаясь, вылетал оттуда. Игнат видел очевидное — человек специально придумал показать, что математика едина, и что в ней есть, чем удивить способного школьника, которому скучно с туго соображающими ровесниками. Наверное, академик и таланты придумал собирать в интернаты из желания удивить и готовности удивляться.

В коридорах говорили, что раньше, пока не пошатнулось его здоровье, академик с удовольствием преподавал и в интернате, и в летних школах. Теперь же он в учебном процессе не участвовал, но вот пообещал приехать прочитать лекцию и приехал, наперекор всем сомневающимся.