Татьяна Лебедева: Бандеровка

Богдана раскрыла свой парашют поздно, его рвануло ветром, и удар о землю был сильным. Ее длинные тонкие кости не выдержали. Богдана сломала ногу. Она слышала, как хрустнула кость, тотчас внезапная боль пронзила ее до самой макушки. Ноги подкосились, и она рухнула на землю. Богдана лежала под ясным небом с редкими белыми облаками и старалась не двигаться. Разноцветные парашюты медленно опускались где-то далеко от нее. Мокрая от утренней росы трава лезла в лицо. Дикая боль пульсировала, казалось, во всем теле. Богдана сжимала зубы, чтобы не стонать. «Глубокий вдох, выдох! Нужно подумать о чем-то отвлеченном». Богдана представила, что она раненый на войне солдат. Она выполняла боевое задание, и ее подстрелили. И вот теперь, как в книгах о Великой Отечественной войне, истекая кровью, она лежит на холодной земле, и ей остается только ждать, когда за ней придут. Она была спокойна, потому что знала, что придут за ней свои. «Как это: хотеть убить врага? — думала она. — А если бы он подошел сейчас и наставил на меня оружие? Но как можно хотеть смерти, когда такое яркое солнце и так пахнет весенняя трава? Как цивилизованное человечество могло быть так ослеплено, чтоб устраивать мировые войны? Семьдесят лет назад на этой земле проливалась кровь… Я вот так лежала бы, и мне так же было бы больно. Но бред, — какой все-таки бред!»

Богдана услышала крики бегущих к ней людей:

— Как ты? Главное, не шевелись! Что случилось?

— Нога, — простонала она. — Я сломала ногу!

Через несколько часов она уже была дома с гипсом до колена. Врач сказал, что носить его нужно как минимум месяц, а может, и больше, — смотря, как нога срастаться будет. Такого длинного отпуска у Богданы не было никогда. Чем занять внезапно появившееся свободное время? Она придвинула табуретку к дивану, забросила на нее ноющую ногу и щелкнула пультом телевизора. На экране появились знакомые лица телеведущих. Шла развлекательная передача, где команда женщин и команда мужчин соревновались в эрудированности. Им всем было очень весело. Богдана посмотрела немного и заскучала. Ей не нравилось быть зрителем.

Она грустным взглядом обвела свою комнату. Налево стоял шкаф, горка с книгами и всякой девчачьей дребеденью. Направо — большое до пола окно, занавешенное синем тюлем. Впереди на стене висели в рамках фотографии рок-певцов, картины и маленькие тарелочки с изображением разных городов, привезенные ею и ее друзьями из путешествий. Год назад она в этой комнате сама сделала ремонт: половина стен была оклеена синими обоями, а другая — оранжевыми. Дверь тоже была выкрашена в оранжевый цвет. Это была съемная квартира, куда она переехала три года назад после окончания журфака. До этого она жила со своим отцом, а еще раньше — с мамой и папой. Но они развелись, когда Богдане стукнуло 18. Мама переехала жить в Италию. Сейчас она была уже замужем за итальянцем. Примерно раз в неделю мама звонила Богдане, и они рассказывали друг другу новости. Похоже, мама скучала по Украине, но никогда не говорила об этом, только задавала очень много вопросов о знакомых и родственниках, о Тимошенко и Януковиче. Богдана никогда ничего не могла внятно рассказать об этих людях, чем разочаровывала маму. Она вздыхала, шутливо называла дочь скучной, саркастично комментировала ее восторженные рассказы о работе, передавала отцу привет и клала трубку. С папой у Богданы тоже были хорошие отношения. Три-четыре раза в месяц он заезжал к ней, привозил еду, что-то ремонтировал в квартире, иногда приглашал ее в ресторан и всегда дарил подарки на праздники. Честно говоря, Богдана думала о семье не часто. Сейчас просто навеяло одиночеством.

Чтобы не скучать, она решила кому-нибудь позвонить. Перелистывая телефонную книгу, Богдана наткнулась на номер Саши из России. На несколько секунд она заколебалась. Мысли ее вернулись к тому пахнущему сиренью вечеру, к прогулке под желтыми фонарями… Но потом она вспомнила свои прежние разочарования — и пролистнула пальчиком список ниже.

В четверг Саша нервно хватался за телефон всякий раз, когда раздавался звонок. Слава Богу, звонили не часто. В пятницу было уже немного легче. В субботу он почувствовал разочарование и тоску. «Что же это такое? — думал он. — Почему я не могу с этим справиться? Почему я перестал управлять своими эмоциями?» Хрупкая черноволосая украинка не выходила из его мыслей. Он возвращался к ней снова и снова, чувствовал на себе ее взгляд, слышал ее смех. Это было, как наваждение. Приятное и тяжелое. Наваждение, которое нужно было развеять.