Татьяна Лебедева - Бандеровка

— Прыгай! Прыгай!

Но мужчина не решался. От стен отпадали огромные куски штукатурки, от огромной температуры взрывались стекла, с крыши летел расплавленный битум. Все это падало на голову Саше и другим людям. Парень не прыгал — боялся. Тогда один из митингующих в штатском стал подниматься по планкам, оставшимся от сгоревшего экрана, вверх. Он полз по стене на шестой этаж, как профессиональный альпинист. Все смотрели вверх, не отрываясь.

— Я не знал момента прекрасней, — сказал задумчиво боец в возрасте.

Альпинист подал руку зависшему на краю подоконника парню, и они вместе начали спускаться вниз. Когда до земли оставалось несколько метров, они прыгнули на расстеленную палатку.

Саша нашел Богдану еще через полчаса. Она сидела за сценой, прямо на снегу, замерзшая, скрючившаяся под чьим-то огромным бушлатом.

— Богдана! Ты здесь! — почему-то только сейчас горло сдавил ком и захотелось плакать.

— Саша! — она протянула руки. — Меня оглушило гранатой. Очень болела голова. Но сейчас уже лучше.

— Наконец-то я тебя нашел! Ты можешь идти?

— Думаю, что уже да.

Он поднял ее и обнял. С одной стороны ее куртка и джинсы были мокрыми. Саша принялся растирать ее тело и руки. Нужно было срочно отправиться домой, чтоб она не заболела.

— Как же я волновался за тебя! Богдана, я прошу, я умоляю тебя больше никогда так не делать! Я пережил самый мучительный час в своей жизни!

— Прости, что я не дождалась, — Богдана прижалась к Саше, ее тело била крупная дрожь.

Когда они уходили, перестрелка уже стала тише, горела только одна баррикада, остальные дымились густыми черными столбами. Повстанцы отступили, но не проиграли. Впереди было еще несколько дней отчаянного противостояния — и еще много отлетевших на небо душ.

Квартира Саши была ближе. Один из автомайдановцев подбросил их туда. Саша раздел Богдану и поставил под горячий душ, а сам прошел на кухню. Включил чайник. Всю дорогу Богдана была непривычно молчалива. Сначала Саша думал, что она задремала в машине, но она не спала. Богдана задумчиво смотрела в окно на ночные улицы, залитые желтым светом фонарей. Какие-то мысли кружились в ее голове, — и она время от времени шевелила губами и морщила лоб.

До сих пор не верилось, что они уже дома, что тут тихо, а там, в нескольких десятках метров отсюда, идет перестрелка, гибнут люди, полыхает красным пламенем город. Во время долгих поисков среди взрывов и раненых он ни разу не представил себе, что Богдана погибла, что ему придется жить без нее. Он не мог себе этого представить. Поэтому найти ее было также естественно, как знать, что она — единственная девушка, с которой он будет всю свою жизнь.

Богдана вышла из ванной, завернувшись в большое полотенце. Сзади из-под полотенца по лопатке взмывала вверх стая птиц. Богдана забралась с ногами на стул и уткнулась носом в колени. Саша подал ей кофе. Но она даже не взглянула на него.

— Саш!.. — повисла пауза. — Я сегодня в беркутовца бросила «коктейль Молотова», у него лицо горело и руки. Я изуродовала человека на всю жизнь. Может быть, — и не одного. Но этого я ясно видела, как он бился и кричал. Саш, я боюсь, что меня Бог не простит.

— Как-то я говорил с одним греком о Боге… И он сказал, что Бог дает тяжелые обстоятельства, чтобы люди вспомнили о нем, обратились к нему за помощью. Может быть, мы забыли о Боге? Пришла пора обратиться? А там уж, как сказал мне этот грек, Бог прощает, помогает… Так что он тебя простит! Обязательно! Правда!

Саша взял ее за руку.

— А меня, знаешь, что беспокоит? Как борьба против агрессии превратилась в ярость — и сама сметает все на пути. Как хорошие, добрые люди вдруг начинают убивать друг друга.

Они оба задумались.

— Саш, у меня сейчас такой разброд в мыслях. Вообще не могу сосредоточиться, — Богдана отпила немного кофе. — Но я уверена, что мы там воевали за правое дело, что погибшие там — герои.

— Никто и не спорит с этим. Я восхищаюсь украинцами, у них героизм в крови. Я сам еще не разобрался в своих мыслях и чувствах. Просто то, что я видел сегодня — это средневековье, такого не должно быть. Люди не должны решать проблемы таким способом. Иначе убийство становится оправданным! Понимаешь? Когда мы говорим, что кто-то прав, когда кого-то убил, — мы открываем ящик Пандоры, — и тогда уже череду смертей остановить очень трудно. Убийство, стрельба, военные действия не должны быть законными, ни в коем случае. Понимаешь, что тогда начнется?