Анатолий Шестаев - Ребятишки

По праздникам по всему городу начинались «гулянки», так назывались праздничные обеды, переходящие в ужин. На столах преимущественно главное место занимали винегрет, холодец, картошка с селедкой, водка и брага. Было, конечно и мясо в виде пельменей или котлет. И куры бывали и утки. Самогона почти ни у кого не бывало. Водка стоила не настолько дорого, чтобы, подвергаясь опасности за незаконный промысел гнать самогон. А стоила водка до денежной реформы 25 рублей 20 копеек. Ее так и называли « двадцать пять двадцать». После реформы стала стоить 2 рубля 87 копеек. И называлась она просто «водка» или «белая». Потом уже появилась «Московская», а еще позже и «Арак». Вино покупали мало и называлось оно «красное», независимо от того, что написано на этикетке. Преимущественно это были портвейн, вермут, «Кагор». Про сухие вина никто толком и не знал. С середины застолья начинали петь песни. Песен знали много и пели неплохо, особенно под гармонь или баян. Чаще всего начинали и заканчивали любимой « За фабричной заставой, где закаты в дыму». Потом пели «Шумел камыш, деревья гнулись», «Зачем, зачем на белом свете есть безответная любовь». Иногда случались и драки, ногами, кстати, никого и никогда не били. После чего обычно мирились и продолжали «гулять». Народу собиралось помногу, и по 20 и по 30 человек. А свадьбы вообще поражали своим размахом. Толпой ходили из дома жениха в дом невесты и обратно с гармошкой и песнями на всю округу. Катали тещу в корыте. И гуляли уже дня по три, а то и больше. Но уж без драки свадьбы и не бывало. И вообще кокчетавцы любили подраться по любому поводу. А то и без такового. Ребятишки еще застали тех бойцов, которые в молодости дрались «стенка на стенку». А мальчишки на окраинах еще нередко и продолжали так драться. Впоследствии из исторических книг ребятишки узнали, что эти драки «стенка на стенку» еще в древние времена, чуть ли не с Рюрика (дальше наша история почему-то не заглядывала) были способом подготовки русских воинов. С малых лет русские мужики учились стоять в тесном строю и, ощущая рядом локти друзей и родственников, биться с врагами. Недаром все известные победы русские воины одержали в пешем строю. Так учил своих воинов князь Святослав, разгромивший Хазарский каганат, и так же обучал своих «чудо-богатырей» Суворов. Русского рукопашного боя не выдерживал никакой противник. Не зря же Лермонтов написал:

«Изведал враг в тот день немало,

Что значит русский бой удалый,

Наш рукопашный бой».

И еще строчка из того же «Бородино» «Уж мы пойдем ломить стеною». А ведь Лермонтов был не только великий поэт, он был русский офицер, хорошо знавший историю войн. Массовые драки российским правительством особо не преследовались, а кое-где еще и негласно поощрялись. Купцы зачастую выставляли победителям по ведру-два водки. Был еще обычай драться камнями. Но этот обычай был совсем какой-то дикий и неизвестно откуда появившийся. Может древний атавизм какой. Выходили две группы взрослых парней за город на сопки и начинали кидать друг в друга камни, благо камней на сопках хватало с избытком и довольно увесистых. Особенно любили заниматься этим делом семья Мухиных, пока кому-то из них не проломили голову до смерти.

А еще кокчетавцы любили погулять на сабантуе. Обычно сабантуй проводили за городом, у сопки Букпа, в лесках. Гвоздем праздника был высокий столб, на верхушке которого крепился приз. Это обычно были сапоги, мужские, конечно, так как женских еще не придумали. Иногда это был баян или аккордеон. Далеко не каждый мог добраться и до середины столба, но, в конце концов, находился ловкий парень и снимал приз. Собирались, как правило, семьями, рассаживались на полянах, ели, пили все, что принесли с собой. Обычно особо пьяных и буйных не бывало. Потом все смотрели байгу. И уже затемно возвращались по домам, кто на автобусе, кто пешком. Любимым местом горожан являлся местный рынок, его называли Базар. В основном там продавали старые вещи и кое какие овощи, фрукты, семечки. По воскресеньям было не пройти. Ребятишки часто по воскресеньям встречались там с отцом, который обычно там чем-то приторговывал. Не для прибыли, просто для общения. Россия ведь не Англия, клубов не существует. Обычно отец давал им один рубль на расходы, это были для них очень большие деньги. Отец был родом из мордовских переселенцев, которые в середине девятнадцатого века переехали в Северный Казахстан из Поволжья и основали села Дорофеевку, Александровку, Воробьевку. Часть их впоследствии переехала в станицу Щучинскую. Большинство из них стали казаками, торговали, разводили скот, выращивали овощи. Дворы у всех были большие, по сибирски крытые. Одевались всегда чисто и опрятно, мужчины любили ходить в пиджаках, по- городскому. В семье часто рассказывали, что отца в 1919 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет, забрали в колчаковскую армию. Но у белых он пробыл недолго. Однажды, ночью, прихватив семь винтовок, бежал к красным и в их рядах провоевал всю гражданскую. После войны работал где придется, а в тридцатые выучился на повара и работал в санатории шеф-поваром. Оттуда его и забрали в 1939 году и отправили в лагерь. На войну ушел прямо из лагеря в 1943 году. Воевал в пехоте минометчиком и войну закончил в Восточной Пруссии после взятия Кенигсберга в мае 1945 года в составе Ломжинского минометного полка Второго Белорусского фронта. Воевал честно и отважно и был награжден самыми боевыми наградами: орденом «Красная Звезда», медалью «За отвагу», которые, как известно, давались только за личные подвиги. Были еще медали, в том числе «За взятие Кенигсберга». Сам отец о войне ничего не рассказывал. Матушка же родилась в семье сибирских казаков из рода Ведуты, который основал со своими товарищами станицу Щучинскую, впоследствии город Щучинск. Род свой Ведуты вели от донских казаков, переселившихся в Сибирь в конце восемнадцатого века по Указу Екатерины 2. Матушка часто рассказывала как она каталась верхом на лошадях. И иногда проговаривалась, что жили они очень зажиточно и имели много скота и были у них батраки. Но об этом вспоминать и говорить в те времена было опасно. И, вообще, люди старшего поколения были очень осторожны в разговорах и не касались никакой политики, до того были научены горьким опытом, что даже своим детям не открывали всей правды о своем прошлом, гражданской войне, казацком восстании. НКВД боялись до ужаса. Ребятишки помнили, как бывало вся улица замирала от страха, когда по ней шел пьяный участковый. А еще ведь по ночам ездил жуткий «Черный ворон». Так называли автомобили НКВД. Ребятишки запомнили из раннего детства, как родители однажды прибежали домой и начали снимать чьи-то портреты, висевшие, как принято тогда было, по стенам. Сначала хотели сжечь, но потом передумали и спрятали их в погребе, где они благополучно и сгнили. Только потом, через много лет братья, вспоминая этот случай, пришли к выводу, что это был вероятно 1957 год, когда Хрущев разгромил оппозицию в лице Молотова, Булганина и других, а на стенах как раз и висели их портреты.