Дмитрий Зорин - Сказка и быль

Этим человеком оказался тов. Севастьянов, принявший все меры по розыску воров.

И пусть читатель взвесит — сколько надо иметь коварства, …, чтобы днём разыскивать воров, а вечером слушать музыку из украденного магнитофона, и пусть никто не подумает, что этот магнитофон оказался у тов. Севастьянова случайно. Нет! Он прямой участник и даже организатор этой очередной «операции», проведённой «особой» группой, или, как ею называл сам «Шеф», «Вторым отделом», создателем и руководителем которого являлся все тот же тов. Севастьянов.

По словам этого новоявленного детектива, это «частное сыскное бюро» создано для контроля за городским и районными комсомольскими оперативными отрядами. Очевидно, описанную операцию надо расценивать как очередную проверку. Вот именно очередную: незадолго перед этим такая же «ночная» проверка проводилась в штабе КАО Центрального района. Правда, ею сорвал командир отряда Центрального района тов. Сергиенко, который неожиданно в 3 часа ночи оказался рядом со штабом, и, увидев сорванный замок на дверях, вошёл вовнутрь, и нос к носу столкнулся со сконфуженными «инспекторами» Корунцом и Русенко, усердно рывшимися в документах.

Вот после этого, правда, немного неудавшегося опыта, Корунец и предложил своему «Шефу», что де неплохо бы было пошарить и в городском штабе, вот они и пошарили, но пошарили, уже посерьёзней.

«Послушайте, — скажет читатель, — как же так, ведь тов. Севастьянов тоже должен, казалось бы, болеть за дела отрядов, а не ставить им палки в колеса».

Попытаемся объяснить читателю, плохо или совсем не знающего тов. Севастьянова, в чем тут дело…

Если бы тов. Севастьянов вдруг вздумал «болеть или пережевать» за работу комсомольских активных отрядов и дружины, ему пришлось бы почаще бывать с людьми, ходить с ними в рейды, учить их работе, помогать — ведь он давно уже занимается общественной работой по наведению порядка в городе. А не тут-то было… Учить Севастьянов не хочет, да и, как видно, не умеет, с товарищами по комсомольской работе быть в дружеских и в то же время деловых отношениях он, видимо, тоже не хочет, или не умеет.

А ребята работают! А многие работают, да и отлично, но, по мнению Севастьянова, этого не может быть.

Ещё бы, такой моральной чистоты больше никто не имеет, такого огромного «опыта» и умения «руководить» ни у кого нет, а они ещё пытаются обходиться без него, да ещё за «Шефа не считают». Вот и приходится Севастьянову копаться в грязном белье или посылать своих соглядатаев вроде тех же Корунца, Русенко, Осмаловского, Шумина. Глядишь, и удастся Севастьянову кого-нибудь грязью облить. А если нет? А если все у ребят хорошо, ну, допустим, есть недостатки, но все это мелочь, тогда как? А очень просто, тогда надо обворовать городской штаб и ставить об этом вопрос или кричать на всех углах: «Позор! Вас самих обворовали! Вас разогнать надо!»

Хватит, не могу больше продолжать воспроизводить описание всех дальнейших похождений оборотней из нашей среды, холуйски исполнявших указания одного из представителей политического руководства молодёжи того времени. Я ощущаю какой-то моральный дискомфорт, воспроизводя этот материал на одного из своих товарищей. Мне неприятно осознавать справедливость обвинений по отношению к человеку, к которому всегда испытывал добрые чувства. Потом, зная его лично, уверен в правильной самооценке им в дальнейшем тех поступков. И, наконец, на своём жизненном пути он сделал много добрых дел, и продолжает их делать, сегодня, во благо красноярцев, будучи депутатом законодательного собрания Красноярского края.

Представленные мне документы не вызывают сомнения в достоверности изложенных в фельетоне событий.

Всеволод Севастьянов, в прошлом мой школьный товарищ, действительно очень энергичный, умный, напористый, целеустремлённый человек. Честолюбивое стремление сделать хорошую карьеру у него присутствовало всегда, и я не считаю это плохим качеством. Другое дело, какими средствами эта цель достигается. Я со слов своих товарищей узнал о вышеприведённом случае, и меня это расстроило. Меня с Севой всегда связывали до этого случая и после него нормальные личностные отношения. Я думаю, редко, у кого из нас в жизни не было эпизода, в котором мы проявили бы себя не лучшим образом, о чем нам потом не пришлось бы сожалеть.

Мне кажется, что нечто подобное произошло и с Севой, рано возомнившем себя, как написано в фельетоне, «Шефом». У него от быстрого взлёта на большую высоту закружилась голова, и он не смог самостоятельно справиться с этим недугом. Думаю, что и влияние среды, в которой он оказался, я имею в виду особое отношение к морали лиц ответственных за идеологическую работу среди населения в то время, на высоком уровне, чему есть много подтверждений и о чём я писал выше, тоже оказали своё воздействие. Я рад, что случившееся «болезненное приземление» после падения на карьерной лестнице мобилизовало его волю. Он занялся научной работой, защитил диссертацию, восстановился в партии, возглавил старейший в Сибири институт и вновь вернулся в большую политику. Это достойно уважения.