Дмитрий Зорин - Сказка и быль

В. Рёс: «Тактика русских заключалась в том, чтобы массой подавить остриё нашего танкового клина, которое оказалось далеко впереди. То есть на полном ходу врезаться в наш строй, лишая нас преимущества в дальнобойности наших орудий».

Олег Константинович Попов, офицер штаба 18-го танкового корпуса 5-й гвардейской танковой армии: «В Прохоровской операции только одно было непредвиденным. Как толь- ко мы стали входить в прорыв, а немцы начали тянуть „Тигры“ и „Пантеры“, наши пошли в лобовую атаку. Это не было запланировано, это никем не было писано. Это „матросовский“ подвиг — на гибель, танк шел на верную гибель, Экипаж шел на смерть. Так оно и было — девяносто процентов гибли, десять процентов остались или уродами, или…»

В. Рёс: «Они неслись на полном газу. На нашем участке им препятствовал противотанковый ров. На полном ходу они влетали в этот ров, за счет своей скорости преодолевали в нём три-четыре метра, но потом как бы замирали в слегка наклонном положении с пушкой, задранной кверху. Буквально на мгновение! Воспользовавшись этим, многие наши командиры танков стреляли прямо в упор».

Е. В. Шкурдалов: «Мы рванулись вперёд, ну и… Трудно сказать, но какой-то такой был у нас психологический момент, чтобы рвануться вперёд и нанести удар по немцам».

Петр Яковлевич Булгаков, командир танка: «Боялся я обгара. Ведь как танк загорится, не успеешь выскочить — сгоришь и сам. Или обгоришь. Вот это страшное дело!

Когда битва началась, сделался день, как ночь, — от взрывов бомб, снарядов… Горели танки, горела земля, горели люди, как все равно свеча. Жуть!»

Е. В. Шкурдалов: «Удар наносят на удар, как в профессиональном боксе. Ты ударил, подбил танк, где-то в это время сбоку бьют по тебе, ты куда-то отскакиваешь, в какую-то лощину или за другой танк, опять бьёшь, и по тебе бьют».

П. Я. Булгаков: «Своего танка не видишь, а у товарища видишь. И волосы встают дыбом, потому что видишь, что его танк живого человека раздавил, и кишки навернулись на гусеницы, на ленивцы танка! Это невыносимо!!!

Ну, а если не давить, сожгут тебя… Ведь тот — противник твой. Ну, и ты вынужден… Вот какая это была страсть».

В. Рёс: «Стреляют по машине, по людям вовсе не стреляют. И машину эту нужно обезвредить обязательно, иначе она обезвредит тебя. Подобные танковые сражения абсолютно безличны. Видны только стальные колоссы.

Кругом, сколько хватало глаз. — горящие танки, из которых выскакивали люди, в том числе и красноармейцы, многие в кожаных комбинезонах, в горящих кожаных комбинезонах… Грохот, взрывы, пороховая вонь! Ад!!!»

Е. В. Шкурдалов: «Первый танк я подбил, когда двигался вдоль посадки по железной дороге, и буквально на расстоянии сто метров увидел танк „Тигр“, который стоял ко мне бортом и стрелял по нашим танкам. По-видимому, он подбил достаточно много наших машин, так как машины наши шли бортом к нему, и он стрелял по бортам наших машин. Я прицелился подкалиберным снарядом, выстрелил. Танк загорелся. Я ещё выстрелил, танк ещё больше загорелся. Экипаж выпрыгнул, но как-то мне было не до него. Я этот танк обошёл, потом подбил танк T-III, „Пантеру“. Когда я „Пантеру“ подбил, какое-то, знаете, возникло чувство восторга, что, вот видите, сделал такое героическое дело».

В. Рёс: «Внезапно один Т-34 прорвался и двинулся прямо на нас. Как бортрадист, сидящий впереди справа в машине, я должен был не только следить за радиоприборами, но еще обслуживать пулеметы, и к тому же я выполнял и роль заряжающего. То есть мне приходилось откидывать бронеспинку, проползать в заднюю часть танка, между ног первого радиста, который сидел на месте заряжающего, и заряжать пушку. И поскольку было невероятно тесно, а снаряды вертикаль- но установлены и закреплены с помощью пружинного прижима в нише бокового борта, то ли от волнения, то ли от этой злополучной тесноты, словом, я никак не мог их достать».

Е. В. Шкурдалов: «Я выскочил на высотку, и какое-то девятое чувство мне говорит: „Посмотри вправо!“ Я резко повернул перископ вправо и увидел, что буквально в метрах шестистах в меня целится установка „Фердинанд“. Это очень сильная была установка, которая имела броню около 55 мм, страшной силы 88-милиметровую пушку. Я успел только крикнуть механику-водителю (у нас был интернациональный экипаж, механик- водитель у меня был узбек Худдайберген Деснеязов), я крикнул ему: „Назад!“, и в это время раздался страшный удар».