Роман Уроборос - Заклание-Шарко

АНАТОЛИЙ. Ладно, Вась. Про план твой я как-то все понял, одобряю. Когда за Гансами поедем?

АЛЕКСЕЙ. За Гансами я поеду. Ты за Ленкой с девчонками езжай. Они тебя ждут, небось, не дождутся.

АНАТОЛИЙ. Эх, вот как бы Ленке вдуть до того, как ей Гансы башку отрежут…

АЛЕКСЕЙ. Вась, ты за пол-лимона сотню таких Ленок трахать будешь. В день.

АНАТОЛИЙ. В час. Ха-Ха.

АЛЕКСЕЙ. Ладно, поехали.

АНАТОЛИЙ. Я только в сервис заеду в рыло одному там дам. Вот так как-то.

АЛЕКСЕЙ. Вась, ты ох. ел совсем? Какой сервис, какое рыло! У нас дело серьезное. На лимон баксов. Плюс люди какие, и какое дело нам доверили. Судьбу мира, понимаешь, решать нам доверили. Они Гансов чтоб к нам сюда заманить и чтоб те ничего не заподозрили, целую операцию закулисную провернули, тысячу человек задействовали. А ты — в сервис, в рыло…

АНАТОЛИЙ. Вась, да я все понимаю. Но ты послушай. Ты же помнишь, мне вторую машину, мерин глазастый разбили, газелист, придурок, в жопу въехал?

АЛЕКСЕЙ. Ну, помню, я потом газель эту на стоянке сжег.

АНАТОЛИЙ. Ну, так вот. Авария была два месяца назад. Я приехал в страховую, мне все бумаги оформили. Я по направлению страховой в сервис поехал. Меня там осмотрели, записали какие детали надо заказать и типа заказали. Ну, как-то месяц жду. Звоню в сервис. Говорят, не пришли еще детали. Ладно. Последний раз звоню два дня назад. Говорят, все детали пришли, кроме одной — крышки багажника. Крышка позже придет. Ну, ладно, собрался уже трубку класть, и тут черт этот говорит: «Подождите, пожалуйста. Вы мне перезвоните через двадцать минут. Я свяжусь с нашим складом, — может быть, крышка на складе, просто её это, в компьютер не внесли. Перезвоните, спросите Александра». Ну, ладно, перезваниваю через двадцать минут, прошу подозвать к трубке Александра. Подходит, я его спрашиваю, типа, ну, чего на складе — крышки нет или есть? Он говорит, давайте я вас сейчас со складом соединю, вы у них как-то спросите. Я ему напоминаю так вежливо, что двадцать минут назад он мне сказал, что сам позвонит на склад по поводу крышки, и чтобы я ему перезвонил. Он — мне: «Я вам так сказал? Я вам ничего такого не говорил. Давайте я вас со складом соединю». Я ему говорю, мол, со складом соединять не надо, но, чтобы, как только крышка придет, мне сразу на мобильный перезвонили, и спрашиваю так вежливо: помнит ли он как-то там мой номер телефона. И тут слышу, голос какой-то там говорит: «Сань, да посылай ты его. Разлили уже». И тут у меня башню и снесло. Я не помню, что я ему говорил, но я орал так, что у меня у самого голова заболела. Я думаю, от слов моих Саша этот обделался по полной программе. Но в рожу дать надо, как-то так…

АЛЕКСЕЙ. Вась, хорош дурить. Езжай за Ленкой, времени мало.

АНАТОЛИЙ. Ладно, Вась. Поехал я.

«Плохо, когда твой напарник — идиот».

ЛЕНА. Мам, а зачем ты мне эту историю-то рассказала?

МАМА ЛЕНЫ. А затем Аленка, чтоб ты помнила, что Николай Угодник на самом деле существует, и защищает он Россию нашу и людей наших русских от врагов разных, от недругов. И если есть у тебя такая возможность, не ленись, сходи в церковь, помолись Николаю Угоднику. Он и тебя, если что случится, всегда защитит и спасет, как деда твоего… О, приехал твой Анатолий, сейчас точно бибикалку сломает. Ну, беги…

ЛЕНА. Мам, он не мой. Побегу я…

Картина на стене, как тень Большого взрыва, начала потихоньку, деликатно даже так, томно-паутинно создавать реальность комнаты, в которой двумя светящимися шарами плавали Ленка и ее мать. Паутина потянулась по бледно-желтым обоям с яркими, нереально враждебного красного цвета розами, в темноте просто преображающихся в страшных дымящихся чудовищ, немедленно готовых прыгнуть в комнату и устроить грозный пир. Дальше побежала она к черному, лакированному столу, который неуместно стоял в центре комнаты, как Черная дыра, засасывающая безвозвратно внутрь себя все, что рядом находится, проплывает, пролетает. Летящими прикосновениями-мазками оживляет она маленький старенький телевизор, накрытый небольшой ослепительно белой скатерочкой, отчего ранними утром и глубокой ночью походит он видом своим на ослепительно-юную невесту, идущую под венец. И, как бы ей этого ни не хотелось, приходится оживлять-реанимировать кособокий и страшный в своей кривобокости и неухоженности шкаф совершенно непонятного предназначения. Мазок — доска гладильная с утюгом, стаканом воды и грудой беспорядочно лежащего белья. Мазок — белый-белый потолок, люстра старомодная, пол деревянный, входная дверь железная. А в действительности на полу лежит изумительно сделанный ковер, на котором мастерски изображен бог Один. Но этого ковра никто из присутствующих в комнате не видит.