Артём Сошников - Вот мои селфи

В довесок к прогрессивным учителям и передовым программам по системе Занкова прилагались два неприятных нюанса.

Первый — нехилые денежные взносы. Их Богатые Родители постоянно скидывались на ремонт, инвентарь, учебники, дни рождения и прочую ерунду, а Наши мамы после каждого родительского собрания мрачно пинали стёртыми сапогами пожухлую осеннюю траву по дороге домой. Речь шла о трёхзначных цифрах, что казалось чем-то запредельным.

Второй — гопники с окраин. Так как школа считалась элитной, ровные пацаны чуть ли не ежедневно десантировались на территорию ближе к полудню. В двенадцать часов заканчивался пятый урок. Мажорики колобками выкатывались из школы, звеня монетами, тамагочи, пейджерами и прочими несметными богатствами. Нехилая нажива! Но гопари, в силу недостатка айсикью, не учли одного нюанса: богатые детишки уезжали домой на блестящих автомобилях. Пешком домой ходили только приписные.

Обычно мы брели до заводской бухгалтерии, в которой работала тётя Лина и потом ехали с ней домой на трамвае. Ходили вчетвером — ещё двое парней жили недалеко от конторы в семьях заводских рабочих.

Наш путь начинался от крыльца налево и петлял по вытоптанному школьному стадиону. За электробудкой нас хватали неандертальцы четырнадцати-шестнадцати лет и вытряхивали вверх тормашками. Так как брать с нас было нечего (семь рублей на троих — и это максимум), гопникам казалось, что мы прячем богатства особо изощренным способом. Поэтому они выворачивали нас до изнеможения. В роли Изнеможения выступал местный дворник Полиграфыч, периодически мотающийся к будке за припрятанным там пузырем. Он, конечно, был хам и алкаш, но регулярно спасал нас от грабежей.

На первом курсе я хотел поставить ему бутылку, но он уже умер.

Как-то раз после шестого урока мой друг Миха предложил:

— А давайте сразу же побежим. До завода дотянем, а там оторвёмся во дворах.

Ежедневное унижение надоело всем. Мы поразмыслили и согласились.

Забрав куртки из раздевалки, наша компания тихонько встала у крайнего окна. Пятеро гопников паслись у края забора и наблюдали, как наш толстый одноклассник Петрос забирается на заднее сиденье джипа. Махнув рукой, гопник-старшак повел отряд на задний двор.

Наш выход.

Мы кубарем скатились с крыльца и рванули через футбольное поле к спасительной арке, которая выходила на одну из центральных улиц города.

Гопники заметили нас на полпути к будке.

— О, смотри! — донёсся до нас тихий голос старшака.

Двое гопников отделились и побежали за нами. Мы прибавили ходу.

На перекрёстке пришлось перебежать на красный. Машины раздражённо загудели, но никого не сбили.

Гопники не отставали.

— Слыш! — кричали они нам в спины, — Стой!

Не знаю, на что они рассчитывали. Что мы остановимся?

Ближе к конторе один из гопников отстал, а второй приблизился к нам чуть ли не вплотную. Казалось, ещё немного — и он схватит меня за плечи.

— Э! — басил он, задыхаясь, — Фра… Фраер!

У центрального рынка гопник попытался пнуть меня под жопу, споткнулся и рухнул на тротуар. За спиной раздались грубые ругательства.

Интересно, он тоже порвал германки?

Я обернулся. Гопник развалился в упоре лежа и с ненавистью смотрел, как мы стремительно приближаемся к чужим дворам. Его подбородок украшала глубокая ссадина. Я не выдержал и ткнул ему фак.

Знай наших!

Спустя год мы с Михой вернулись на окраину. Родители не потянули запросы элитной школы, да и возить нас каждое утро до центра оказалось муторно и затратно.

Осенью я пошёл в седьмой класс и увидел на спортивной доске почета знакомое лицо — без злобной гримасы, но с характерной ссадиной на подбородке. Школа славилась бегунами и всегда выигрывала городские эстафеты.

Я никогда не участвовал в подобных мероприятиях, но вплоть до выпускного ощущал причастность к спортивным успехам школы.

Иногда хорошим тренером становишься невольно.

— Папа, а что такое «пиздюк»? — спросил я лет в девять отца, пока он курил в туалете.

Отец заржал и закашлялся. На его беду, мой вопрос услышала мама, которая тут же пришла к туалету.

— А я тебе говорила, что его ещё рано отпускать одного на улицу.

— Да какой «рано»! Ему уже девять лет! Я в его годы уже сам во вс…

Отец осекся. Мама хлопнула кухонным полотенцем по стене и вернулась на кухню.

В тот день я так и не получил ответа на свой вопрос, впрочем, ничего криминального не заподозрил. Фразу «зовите пиздюка на ворота» я услышал от старших пацанов. Иногда они не могли найти одного человека и брали в рамку толстого Митькá.