По ночам вдруг постаревший Аджит ворочался и мяукал, как котенок от боли. Прежнее праздное любопытство птицы переросло в нечто похожее на заботу, опеке за кем-то близким. Тигр хоть и не подавал виду, но в ответ проникся признательностью. Он был близок к смерти. И только общение с Рахулом придавало сил, что помогало ему держать хвост на высоте. В одну из таких тяжелых ночей Аджит сказал то, чего никак не ожидал его друг:
— Ты, правда, думаешь, что рай существует?
— Хм? — спросонья пробормотал Рахул.
— Я очень надеюсь, что есть что-то подобное, в особенности сейчас мне хочется в это верить…
Встревоженный попугай долго не мог уснуть, он понимал, что Аджит, приближаясь к концу своего бытия, надеется на наличие чего-то чудесного, на то, что существует какой-то смысл у всего этого земного плена, — жизнь, полная побед и развязка которой тянется очень болезненно и медленно, принося только немощь. Рахул молился богам, чтобы они подарили достойному тигру правильную смерть или лучше назвать — почетный исход.
— Ты знаешь, меня уже не привлекают самки. Ты можешь поверить в то, что их пахучий запах, который говорит о готовности к зачатию, не привлекает меня, как раньше? Я мог гонять их несколько дней, отчаянно бился с противниками за их расположение. И сейчас я понимаю, что близок мой конец, придет сюда молодой и дерзкий самец, который сначала покроет самок, а после убьет меня.
— Не говори так, тебе надо подкрепиться получше, ведь мясо, съеденное вами, тиграми, превращается в мышцы…
— Ты меня не слушаешь! Я предвкушаю этот день… я хочу умереть в бою, а не так, потихоньку разлагаться! И вообще, почему ты не оставишь меня в покое?! Знаешь, я умру достойно, стоя на всех четырёх лапах…
Последние дни тянулись вечность, попугай кружил среди густых зарослей джунглей, высматривая необходимую падаль для больного тигра, а тот ослабленный зализывал свои раны чудодейственной слюной, которая действовала как антисептик. Рахул понимая, что Аджит уже не так хорошо видит и слышит, иногда самостоятельно облетал границы, помеченные владетельным наперсником территории, которому уже было все равно на это и, вообще, на все остальное, происходящее вокруг него.
Попугай в последнее время стал больше ценить жизнь и не смотрел на хищную кошку, как на объект исследования, — с юношеским максимализмом распланировал свою судьбу в новом направлении. Аджит постоянно говорил ему, чтобы он завел свою семью, не тратил драгоценное время на посторонних. И Рахул, прислушавшись к другу, решил последовать его совету, а также стать менее болтливым, не рассматривать всех вокруг как предметы для изучения, просто наслаждаться чьим-то обществом. Но только оптимист сделает это позже, как расстанется с тигром… навсегда…
Во время патрулирования попугай заметил, что с верхушек деревьев постоянно взлетают птицы, и кроны зеленого густого покрова двигаются. Подлетев поближе, он разглядел двух слонов, которые не являлись свободными обитателями джунглей Индии, — а были запряженные людьми. Один из местных жителей кричал иностранному джентльмену о том, что сегодня они, наконец, избавятся от этих людоедов.
«Но кто людоед?», — подумал Рахул, ведь Аджит никогда не нападал на людей, и нужно было скорее предупредить обо всем увиденном товарища.
Перепуганный попугай, запыхавшись, принялся рассказывать отдыхающему тигру, что в их сторону спешит группа охотников на слонах, они все при оружии, и которых там очень много. Объясняя все это, он кричал и бубнил, но, не успев договорить «всеми перьями», почувствовал, как постепенно все вокруг зашевелилось, а затем громкоголосо задвигалось, — к водопою уже приближались люди.
— Вон там один из них! Это тигр-людоед! — указывали они на Аджита.
Полосатый хищник медленно, из последних сил, привстав, обнажил свои длинные клыки. Иностранец, сидящий на слоне, стал спешно прицеливаться, — болтаясь и нервничая в упряженной корзине. Эти последующие напряженные, охваченные драматизмом моменты — секунды… минуты…, попугай, взлетев, видел очень четко. Аджит, подняв голову, посмотрел прямо в птичьи глаза. В этом взгляде Рахул увидел все… отчаяние, страх, но в то же время страстное желание запомниться ему, о, да, именно… надоедливому и непрестанно болтающему листику с дерева, — он хотел запомниться смелым и грозным хищником! Владыкой джунглей, который был в силах разделаться с любым соперником, — в свои лучшие времена, будучи в состоянии разорвать тринадцать браконьеров зараз!
Читать дальше