Юрий Поляков - Веселая жизнь, или Секс в СССР

– Наверное, успокаивает?

– Что?

– Ноги.

– Смотря какие. Слушаю вас.

– Егор, вы совершили мужественный, хотя и опрометчивый поступок. Ковригин того не стоит. Но вам виднее. Последствия, сами понимаете, могут быть печальными…

– Посмотрим. Это все, что вы хотели мне сказать?

– Нет, не все. У меня для вас две новости: одна хорошая, вторая так себе. С какой начать?

– С хорошей.

– Я был утром там, – он показал пальцем вверх.

– Ну и как там?

– Нормально. К оперативным действиям меня привлекать больше не будут, в командировки посылать тоже. Подполье отменяется: мое имя слишком хорошо известно в диссидентских кругах. Теперь я смогу сосредоточиться на работе в редакции. Вы довольны? – Ответсек глянул на меня с обидой.

– Счастлив. А вторая новость?

– Не знаю, как и сказать…

– Можете меня не щадить!

– Ну, в общем… мне дали понять, что я теперь нужней здесь, в газете.

– Вот и хорошо!

– Мне показалось, после вашего поступка они хотят знать про вас больше! – Макетсон посмотрел на меня со значением. – Вы поняли?

– А когда вам дали понять – утром? – невинно уточнил я.

– Только что, по телефону, – невозмутимо ответил Борис Львович. – Утром меня спрашивали, можно ли вам доверять. Не волнуйтесь, я дал вам лучшие референции.

– Тронут!

– Егор, вы зря иронизируете! Мы должны беречь друг друга и не подставлять. Понимаете, о чем я говорю?

Но тут из залы послышался жуткий визг и донеслись тяжелые глухие удары. Мы бросились на шум и застали страшную картину: Галина Вениаминовна оказалась вовсе не дебелой, а весьма могучей дамой. Мощной десницей она вцепилась в волосы разлучницы и мерно била ее головой о стол, грохотавший, точно большой цирковой барабан: бум, бум, бум. В шуйце оскорбленная супруга сжимала, занеся для последнего удара, железный строкомер. Я, метнувшись, перехватил колющий предмет, а Макетсон с трудом оторвал от прически любовницы скрюченные пальцы жены, кажется, вместе с волосами.

– Галя, Галя, что ты делаешь?!

– Я убью эту суку! Я покажу тебе «Бореньку», лярва немытая! – И она, извернувшись, тектоническим ударом ноги опрокинула стул вместе с Машей, воющей от боли и ужаса.

– Идите, Егор, идите! – взмолился пунцовый муж-любовник. – Идите, я сам со всем разберусь!

– Уверены?

– Да, да… Идите, прошу вас! – и он захлопнул за мной дверь.

В коридоре на стуле развалился Гарик.

– Дерутся? – спросил он.

– Дерутся.

– Значит, любят, клянусь солнцем матери!

– Егор-джан, – ласково спросил шофер, когда мы свернули с Можайского шоссе к Переделкино, – я тебе завтра не нужен?

– Ты мне нужен всегда! А что случилось?

– Заявление пойдем подавать.

– Куда?

– В Грибоедова.

– Ого! Там же всегда очередь. Мы с женой три месяца ждали.

– У ханер-папы все схвачено. Можно хоть завтра. Чрез две недели распишемся.

– А чего ж не завтра?

– Надо сначала в Степанакерт полететь, маму с сестрами привезти. Дел много: золото просили купить, подарки для всех, платье-шматье, фата-гата, таросики-маросики.

– Что?

– Подарки подружкам. У нас, клянусь, по-другому нельзя. Люди засмеют.

– А гулять где будете?

– Первый день в «Метрополе», второй день в «Арарате». Ханер-папа хотел в «Славянском базаре», но я сказал: только в «Арарате». Сам плачу, клянусь солнцем отца!

– Богатый, что ли?

– У родни займу. Потом отдам.

– С зарплаты?

– Придумаю что-нибудь.

– А что твоя будущая теща – пилить еще не начала?

– Вай, цав танем! Да ты что, Егор-джан! Она мне как мать! Все время кормит.

– Как будет теща по-армянски?

– Зоканч.

– Вот и заканчивай, Гарик, врать! Хороших тещ не бывает.

Мы проехали Самаринские пруды и свернули на горку, к магазину. Отстояв небольшую очередь, я купил бутылку «Фетяски» и имбирную настойку, на тот случай, если сухое вино девушку не проймет, а также взял полкило шоколадных трюфелей. На улице меня ждала печальная картина: наш «Москвич» без правого переднего колеса, скособочившись, стоял на домкрате. Невезучий во всем, кроме любви, Гарик поймал в покрышку гвоздь, а запаска, конечно, оказалась дырявой. Громко ругаясь по-армянски, он голосовал на обочине, буквально кидаясь под проезжающие автомобили и умоляя подбросить до Солнцева, где в шиномонтаже работал земляк, латавший ему проколы без очереди. Наконец остановился «козлик» с надписью «Мособлэнерго» и забрал бедолагу с двумя пробитыми колесами: между профессиональными водителями в ту пору еще существовало некое бараночное братство и для попавшего в беду сподвижника задаром могли сделать то, что лоху-автолюбителю или пешеходу, опаздывающему в аэропорт, стоило бы кучу денег.