– Не держи меня за дуру, Теодор! Где алименты с твоих публикаций? С книги про Горького я не получила ни рубля! А детей, между прочим, надо кормить, обувать и одевать! Я напишу в ЦК!
– Аня, никуда не надо писать! Я тебе все отдам, прямо сейчас…
В приемной народу прибавилась, и все с интересом прислушивались к скандалу, глухо доносившемуся из-за двойной двери.
– Не дерутся еще? – одними губами спросила Мария Ивановна.
– Нет.
– И на том спасибо.
Тяжело дыша после подъема на антресоли, в «предбанник» вошел Палаткин. Трудно было поверить, что этот невысокий, но величавый муж с благородной сединой лечится по ускоренной методике от триппера, подхваченного в групповухе со штукатурщицами.
– У себя? – спросил он хмуро, поправляя большие дымчатые очки в роговой оправе.
– У себя, – ответила Мария Ивановна.
– Тут, между прочим, очередь! – снова встрял поэт Курилло.
– Ну, Мотька, доигрался, к шефу точно не пущу! – рыкнула на него Мария Ивановна и ласково повернулась к Палаткину. – У себя, где ж еще? Анька там опять скандалит. Подождешь?
– Нет. Не могу. Мне на процедуру.
– Болеешь?
– Немного.
– Слушай, заяц, тебя тут из какой-то стройконторы разыскивали…
– С чего это?
– Ты им какое-то письмо послал.
– Ничего я не посылал.
– Ну, не знаю… Если снова будут спрашивать, дать твой домашний?
– Дай.
Я спустился по крутой лестнице в холл и, проходя мимо деревянного Пришвина, позавидовал писателю-пантеисту: сидит тут на пеньке – никаких тебе интриг. В Пестром зале заканчивался комплексный обед, за столами нашлось только два свободных места – справа и слева от Зины Карягиной, но делать нечего: в Переделкино я плохо позавтракал и оголодал. Через минуту Алик плюхнул передо мной салат оливье.
– Хорошая, у тебя, Гош, порция. Горошка много! – с обидой молвила Зинаида: говорила она медленно и тяжело.
– А у тебя разве был без горошка?
– Три горошины. Специально сосчитала. Сволочи!
Фигурой Карягина напоминала магазинную гирю, отлитую в человеческий рост, а лицом походила, соответственно, на чугунную маску, какие иногда украшают ограду набережной. Из-под набрякших век виднелись маленькие обиженные глазки. Зина служила ответственным секретарем комиссии по работе с молодыми литераторами, но редкий начинающий автор решался заглянуть к ней в кабинет, заваленный рукописями неведомых талантов. Правда, одно время к ней повадился отважный молодой поэт из города Электроугли, и в положенный срок Карягина произвела на свет мальчика, такого увесистого, что смотреть сбежался весь роддом. Но смелый дебютант, ставший отцом, к тому времени выпустил в «Современнике» первую книгу, которую протаранила ему Зина, и бесследно исчез не только из Москвы, но даже из Электроуглей, после чего она возненавидела человечество окончательно.
Не успел я проглотить салат – передо мной уже стояла тарелка с перловым супом.
– Смотри-ка, с мясом? – ахнула Карягина. – А у меня одни кости были!
– Зин, тебе кажется…
– Ничего не кажется. На компот посмотри!
Я посмотрел: в самом деле, мой стакан был по края набит аппетитно разбухшими сухофруктами – черносливом, изюмом и урюком, а ей досталась желтая взвесь с ошметками неопределенного цвета.
– Сейчас принесут второе, и ты все поймешь. – Она уперлась в меня безысходным взором.
Появился игривый Алик, неся на подносе дюжину порций жареной курицы с картофельным пюре. Не глядя, как крупье на карты, официант разметал тарелки по столам. Заподозрить его в злом умысле именно против Зины было невозможно, однако хотите верьте – хотите нет: передо мной на нежном картофельном возвышении лежало, напоминая пухлый бумеранг, сочное крыло, такое большое, словно отняли его у зрелой индейки. Карягиной же досталась жалкая пупырчатая загогулина, похожая скорее на фрагмент несовершеннолетней перепелки.
– Понял? – с фатальным смирением спросила Зина.
– Возьми мою порцию! – оторопев от этой мрачной несправедливости, предложил я.
– Не надо, судьбу не обманешь… – Она всхлипнула, улыбнувшись. – Знаешь, Гош, мама меня ведь рожать не хотела, аборт собиралась сделать, просто не дошла до врача. Э-э-эх-р-р-р… – Несчастная женщина одним движением уместила крылышко во рту и страшно хрустнула зубами.
Когда гульба покатится лавиной,
Пей, но следи, кто громче всех несет
КПСС да рюмку половинит –
Тот, к бабке не ходи, и есть сексот!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу