В большом старинном зале, где учительнице стоило немалого труда удержать своих подопечных от попыток усесться на готических стульях, похожих на троны, Поль поймал обращенный на него взгляд: Лазарь, стоявший в сторонке, грустно смотрел на друга.
— Мам, а мам. — Поль затеребил Луизу за рукав.
— Подожди минутку, ты же видишь, я разговариваю, — одернула его Луиза, которой доставило удовольствие неожиданное мужское внимание, пусть даже папы сопровождающего, пусть даже лысоватого и толстоватого.
Поль передернул плечами. Он как раз и хотел сказать, что пойдет к Лазарю. И пошел к нему, сердито покосившись на дядьку, который «выедал» его маму.
— Это твой папа? — поинтересовался Лазарь.
— Этот? — Поль зажал себе нос. — Этот тю-тюфяк?
Лазарю очень понравилось выражение. Познавательную экскурсию дети украсили еще и лингвистическими упражнениями: тю-тюфяк, сли-ли-зняк, тол-толстяк…
А в это время Луиза расхваливала Поля, какой он у нее чувствительный. «Почти как девочка», — сказала она отцу Осеанны. На обратной дороге отец Осеанны сообщил Луизе, что недавно развелся и проводит одну неделю с детьми, а другая у него свободна.
— Вот как? — отозвалась Луиза, мгновенно заледенев.
«Никогда! Больше ни за что! Никаких мужчин в моей жизни!» — подумала она. Ее взгляд остановился на хохочущем чуть ли не до слез Лазаре, и она подумала: «Интересно, а месье Сент-Ив тоже решил больше никогда не жениться?»
— Как дела у папы? — осведомилась Луиза у Лазаря.
— Хорошо. Пока, Поль! — крикнул Лазарь, заторопившись.
Это же был вторник, день школьной фобии.
* * *
Целый день Спаситель наслаждался обществом Баунти. Сын дал ему разрешение, и он поставил клетку с хомячком на маленький столик, где детишки во время консультаций рисовали.
— Какой хорошенький! — восхитилась Элла и наклонилась над клеткой, чтобы получше рассмотреть Баунти. — Он спит?
— Да, занят любимым делом.
Девочка выпрямилась, сияя умными живыми глазами из-за своих квадратных очков. Одно удовольствие на нее смотреть! Спаситель от души улыбнулся.
— Я сказала, — сообщила Элла, все еще не садясь и держа в руке объемистый рюкзачок.
— Что сказала и кому?
— Маме. О месячных.
— Молодец. Садись.
Элла села, поставила на пол рюкзак, потом к рюкзаку присоединились куртка и шарф.
— Мама с папой придут?
— Может быть, мама. Она сама еще не знает. Она же на работе. А мне вам надо столько всего сказать! — Элла остановилась и нерешительно посмотрела на Сент-Ива. — Не знаю, с чего начать.
— Расскажи, как прошла неделя.
— Пропускала, но не очень.
— Не очень?
— Только латынь. Училка — зверь. Она на меня смотрит, а я боюсь: сейчас вызовет! И перестаю дышать. Красная становлюсь, как помидор. Один раз со стула упала.
— Плохо сделалось?
— Наверное. Еще в математике я ноль. Учитель надо мной издевается. Как-то обратился к классу и спросил: скажите, как зовут дочь мадам и месье Бестолочь?
— Элла, — вздохнул Сент-Ив, показав, что такие шутки ему не по вкусу.
Избегая нелюбимых преподавателей, Элла ходила на занятия выборочно: опаздывала утром, отсиживалась в туалете, ходила к школьной медсестре. В первом триместре средний балл у нее был 13, а теперь всё понижался.
Воодушевление, с каким она прилетела на консультацию, испарилось.
— Но ты же не о школе хотела мне рассказать, — напомнил ей Спаситель.
Она кивнула, и глаза у нее снова ожили.
— Вы же помните историю с рыцарем и все такое?
— Конечно.
— Ну так вот, я сказала маме, что им с папой наверняка хотелось, чтобы вместо меня родился мальчик. Ведь девочка у них уже была.
— Так-так-так, — подбодрил Эллу Сент-Ив, с нетерпением ожидая продолжения.
— Мама… У нее лицо стало очень странное. Она сказала, что ей не так уж хотелось мальчика, потому что девочки — это очень хорошо. А сама чуть не плакала.
— Так-так-так…
— Потом сказала, что одного ребенка она потеряла. И заплакала.
Элла и сама готова была расплакаться. Сент-Ив поспешил ей на помощь.
— И это был мальчик? — спросил он.
— Да.
— И это случилось до твоего рождения?
— Да.
— Значит, в семье Кюипенс было трое детей: Жад, умерший младенцем мальчик и ты. И тебе никогда не рассказывали о брате?
— Никогда.
Сент-Ив про себя отметил: вот он, тот редкий случай в терапевтической практике, когда у тебя на глазах раскрывается семейная тайна.
— Ребенок умер еще в животе, — уточнила Элла.
И пересказала все, что рассказала ей мама: когда ребенок стал активно двигаться, пуповина обвилась у него вокруг шеи, и он задохнулся. Ей сделали кесарево, чтобы его вынуть.
Читать дальше