Валерий Примост - Люди Джафара

Ладно. Парились-парились, пока не закончили и эти три бортика. Снова бежим докладывать комбату. Пришёл, оценил.

«До чего же ладно работаете, ребята! Любо-дорого смотреть…» — и опять улыбается.

Неужто снова каверза? Мы ведь уже учёные. Как эту улыбку заметили, так сразу и поняли, что эпопее нашей плиточной явно не суждено закончиться так быстро. И точно:

«Ну что ж, всё отлично, — радуясь чему-то, вещает майор Чегликов. — Тогда дело за небольшим. Вон ещё по коридорчику четыре „дючки“. Сделаете там бортики, плитку, ну в общем, всё как положено — и домой…»

Теперь я, кажется, понимаю, почему нам мастерков не выдали: Чегликов и так жизнью здорово рисукет.

Ладно. Переглядываемся, подступаем к нему:

«Ну товарищ майор, ну вы же обещали…» — хотя прекрасно понимаем, что это — разговоры в пользу бедных.

И нисколько не ошибаемся.

«Мне нужны были плиточники, чтобы сделать туалет, — строго заявляет комбат. — Сделайте туалет и езжайте себе домой, вопросов нет. Я своё слово держу.»

Ладно. Добро. Значит, нам насчёт трёх бортиков послышалось. Не может ведь целый майор, командир батареи, член партии, говорить неправду!

Так мы тогда считали. Глупые были.

Короче говоря, ещё через сутки мы и эти бортики приговорили. Уставшие до смерти, грязные. Но — как закончили, даже перекурить не задержались — сразу бросились докладывать о выполнении. Отпуск-то идёт!

Комбат явился в туалет, осмотрелся. Заулыбался: «Молодцы, ребята! Всё сделали. Порядок наведите — и можете ехать.»

Мамуля родненькая, а там порядок ещё по меньшей мере сутки наводить надо! Там такое творится! А из двух недель отпуска четыре дня уже прошли.

Мы чуть ли не на колени.

«Ну товариш майор, ну что же это…»

А комбат уже не шутит. То ли от улыбочек лицевые мускулы устали, то ли надоело ему с нами цацкаться, только голос его явственно звенит металлом:

«Молчать! Не пререкаться! Товарищи курсанты, это приказ!»

Хорошо. Пахали как проклятые. Со слезами. За сутки убрали мусор, осколки кирпичей, отскребли проклятый цемент от пола. В общем, навели марафет на рабочем месте.

Устали за эти пять суток мрачно. Потому что работали без перекуров, без перерывов, сутками напролёт. За всё это время, может, часа только два и поспали. Всё норовили побыстрее закончить. Что бы домой, в отпуск…

Слава Богу, что хоть Джафара, комдива нашего, в училище не было — уже и не помню, честно говоря, по какой такой нужде он отсутствовал, — потому что хотя бы в столовую можно было ходить в подменке и без строя, чтобы драгоценные минутки попусту не тратить. А был бы Джафар — работы — не работы — переоделся, помылся, почистился, погладился, побрился, подшился и — строем, с песней, как положено — пошёл. А плохо пошёл, некачественным строевым, с некачественным пением, так значит вернулся и пошёл снова, а потом ещё кросс пробежал. Для качества. Потому что ПОЛОЖЕНО. Кармическое слово. Любимое слово Джафара.

Помню, когда шли на пятые сутки в столовую, нас помощник дежурного по училищу остановил и заставил «дыхнуть»: никак не мог поверить бдительный «фуражка-звёзды», что нас хиляет от усталости и недосыпа, а не по пьяному делу.

Короче говоря, навели порядок, пошли докладывать. Однако комбата своего уже не нашли — за то время, пока мы в туалете мудохались, он успел в отпуск укатить. На заслуженный отдых. А вместо него ВрИО командира батареи остался один их взводных, старший лейтенант Резун — отдающий Принсом холощёный франтик, который, как я в своё время отлично понял, яростно ненавидел худощавых зеленоглазых брюнетов, особенно если они носили фамилию «Кондырев».

Итак, Резун принял нашу работу, покачался немного — так ему лучше думается — и заявил:

«Наконец-то закончили! С прохладцей работаете, товарищи курсанты. Нехорошо. Рука у вас, видно не набита. А значит — надо тренироваться. Отрабатывать базовые движения, так сказать. Поэтому, вымойте-ка полы в комнате для чистки обуви и умывальнике, потом — окна, потом надрайте краники, потом…»

У нас уже не нокдаун. У нас нокаут. Глубочайший. Где-то на уровне Марианской впадины. Но мы ещё пытаемся сопротивляться цивилизованно, хотя уже часов двадцать так и подмывает утопить кого-нибудь в этом растреклятом туалете.

«Простите, товариш старший лейтенант, — вежливо замечаем мы, — но вот комбат нам говорил…»

«Не знаю, что там вам говорил комбат, — немедленно блокирует нашу вялую контратаку Резун, — а мне он сказал, что вы должны навести порядок на рабочем месте. Что есть сейчас ваше рабочее место? — спрашивает он и тут же сам отвечает: — сейчас ваше рабочее место есть туалет. Туалет в целом, я подчёркиваю.»