Бэлла Темукуева - Письмо от гувернантки

В течение длительного времени их отношений, Виктория успела кардинально измениться. Ее внешность стала походить на внешность столичных проституток. На вопросы по поводу ее внешности, она отвечала, что «просто решила выглядеть дороже». По мере того, как «возрастали» губы и грудь девушки, возрастали и ее запросы. Она уже отказывалась посещать обычные рестораны и всячески высасывала деньги Вадима. Деньги Вадим, как Вам с вашим мужем известно, просить не любил, поэтому она исчерпала весь запас его личных денег и нерв.

Вадиму, как человеку из интеллигентной семьи, вскоре ее мракобесная сущность скоро надоела. Она не давала ему работать и развиваться; говорила, что таким, как он не нужно работать и пусть, мол, работают те, у кого денег нет. «Тогда почему ты не работаешь? Ты забыла, из какого болота вышла? Почему ты все время дурно отзываешься о таких же людях, как и ты сама?» — справедливо сделал ей замечание Вадим. (Да-да, он рассказывал мне все). Девушка обиделась и ушла из жизни Вадима. Но быстро предприняла новые меры. Она тут же якобы случайно попалась на глаза Вашему мужу и моментально вскружила голову. Вадим, вероятно, сойдет с ума, если узнает. Но не от любви и ревности, а от злости!

Но ладно, не будем о личной жизни вашего сына, вернемся к делу.

Когда я увидела эту девушку очно, я чуть не упала в обморок от ее вида и наглости. Представьте себе, она ведь только пришла к вам в дом и уже успела съездить за границу, как я позже об этом узнала! Поглядев на меня ног до головы, она сняла очки, скрывавшие уродливо прооперированное криворотое лицо, которое почему-то считала красивым, и сказала:

— О! Новенькая? Тащи чемоданы на верхний этаж.

— Что, простите?! — спросила я, немного опешив.

Но тут выбежал Максим Станиславович, поцеловал ее в щечку, взял из рук дорожную сумочку и сказал:

— Ах, моя куколка! Наконец-то! Обед готов.

Потом он посмотрел на мое опешившее лицо и объяснил ей:

— А это не домработница, это преподавательница. Знакомься, это Авдотья Павловна.

— Ну и что? Пусть несет чемоданы, — возмутилась она, изображая на лице усталость.

— Ты с ней деликатнее будь, она очень интеллигентная — у нее три высших образования, — сказал ей Максим Станиславович, провожая ее в комнату. Мне удалось услышать, как она ответила ему: «И что, что у нее три образования? Зато ее юбка стоит пятьсот рублей. Кстати, я себе такую юбку купила в Париже! Ты упадешь от восторга!». И они исчезли из виду.

Знаете, Людмила Станиславовна, если бы я так хорошо не знала эту девушку, я бы и не приняла это в счет. Подумала бы просто, что она невоспитанная и просто очень юная девица, которая не ведает о настоящих ценностях в жизни. Но мне она как-то сразу стала противна после этого.

Я старалась быть к ней беспристрастной, занималась своей работой, так как ее было очень много. Это был огромный научный труд, переводить этот труд пришлось не один месяц. Я хотела помочь Максиму Станиславовичу и как можно быстрее закончить работу. Мне пришлось каждый день работать до поздней ночи. Я практически жила у них дома. И это моей новой хозяйке (не хотелось бы ее так называть, но из уважения к Максиму Максимовичу признавала ее права) это начало не нравится. Однажды ночью я сидела за работой в гостиной, было прохладно, и я разожгла камин — это мне не запрещалось Максимом Станиславовичем. Неожиданно появилась она в одном непристойном неглиже и спросила, почему я еще не в постели. Я ответила, что не являюсь ребенком и решаю сама, что мне делать. Она поднялась в спальню и так громко стонала, что могли слышать даже соседи. И так она делала каждый раз, когда я работала ночью.

Вам, разумеется, известно, что Максим Станиславович всегда ужинал со мной, даже когда вас не было дома. Поскольку он очень любил обсуждать за столом политику, экономику, финансы и прочее. Он очень любил меня как собеседника, ибо я хорошо осведомлена в этих вопросах. Его новая барышня сидела все это время и слушала нас, нарочито зевая. Я помню те вечера, когда Вы тоже сидели с нами и обсуждали эти же вопросы, и как Максим Станиславович всякий раз смотрел на вас с таким восхищением и порой даже смущением, что разбирается в этих вопросах не так хорошо. Но я точно знаю, что он Вами всегда гордился, где бы он ни был.

Виктория поначалу обижалась, доставала в бумажник к Максиму Станиславовичу, как бы невзначай нащупав его у него в кармане, доставала круглую сумму и отправлялась в ресторан. А может, это было ей «на руку», и она частенько делала вид, что обижалась на нас, чтобы поужинать в дорогом ресторане с подружками. Однажды этот номер не прошел. На ужин были великолепные лобстеры и торт за сто евро. Она сделала вид, что недовольна тем, что подано, скрестила руки, вытянула свои губы и сидела, вынужденная слушать нас. Да, кстати, губы ее все время мешали ей жевать, и она так противно ими чавкала, что порой хотелось встать и выйти из-за стола. А может, и не в губах было дело, а воспитании. Но ладно, не хочу опускаться до обсуждения чьей-либо внешности, да и Вам, я уверена, это не будет интересным. Так вот, в тот самый вечер она послушала нас, скорчив недовольное лицо, и не выдержав, сказала: