Александр Фандеев - Кровавый закат

Пару минут он рыдал, после чего окончательно решил, что сошел с ума. Присев у одного из деревьев, он стал считать числа. Сон погрузил его в другое царство — царство покоя и отдыха. Он проснулся уже вечером, когда сверчки пели песни о темных ночах.

Подняв голову, он заметил, что находится прямо перед домом лесника. Старое, похожее на сарай здание не внушало особого доверия. Однако, из домика исходили приятный глазу свет и песня, похожая на те, которые поют актеры в черно-белых фильмах. А это значило, он попал как раз туда, куда нужно.

Подбежав к двери, он направил маленький кулачок к ней, чтобы постучать. Однако что-то говорило ему, что не стоит этого делать. Виной была песня, текст которой он слышал ещё где-то. Слова о мечтах не давали ему покоя. Песня человека в больших солнечных очках.

Сзади находился тихий, мрачный лес. Голод давал о себе знать. Мама наверняка уже ищет его.

Постучав два раза, он зашел и кое-что заметил.

Дом был похож на порождение ада. Комната, которая представляла из себя весь дом, была в чем-то красным, источавшим запах меди и железа. Кровь?

Все вещи, которые он успел различить, повергли его в ужас.

На стенах висели лица детей. Ковер, на котором кто-то качался на кресле-качалке, представлял собой человеческую кожу. Что-то не хотело отпускать Ли. Он замер и стал всматриваться в человека, который катался. Нет, он не мог быть человеком. Дьявол. Демон. Монстр. Кто угодно, но он не человек.

На кресле-качалке сидел тот самый мужчина. Он был в светлом костюме и больших солнечных очках. Это был Рой Орбисон.

3

— Маленький толстенький мальчик пропал с утра, — говорила мать Ли и была однозначно права. Это даже хорошо, что она не знала, через что пройдет её мальчик в аду.

Сообщив в полицию, она стала волноваться и ждать, когда его найдут.

Поиски вела поисковая группа из другого города.

Собаки искали мальчика около двух дней, но результаты не обнадеживали. Он будто провалился сквозь землю. Довольно иронично, но правда.

Однако, кое-что нашли, похожее на труп человека. Конкретнее, он был столь изуродованным, что никто бы не смог точно сказать, чем это было до смерти. В домике лесника находилось существо, которое ползало по полу и везде оставляло странные надписи. Кожа с пальцев полностью сошла, а лицо было изуродовано. Позже оказалось, что мальчик бился головой об стены, а руками чертил одно и то же предложение. Это повергло в шок больше всего. Он писал: « Я больше никогда не буду мучить животных ».

Здравствуй, Том Андерсон. Выглядит необычно, что я здороваюсь с самим собой. Однако, это не так важно. Личный дневник вряд ли кто-нибудь прочтет и, тем более, осудит. Но на всякий случай я не буду брать тебя с собой на работу. Дома ты будешь в безопасности. А если кто и решит ограбить меня, то в тебе он ничего ценного не найдет. Только не обижайся, ты не виноват. Скорее, я. Ничего дорого в моих записях нет, и заслуга в этом только моя.

Мой психолог, Джек Уильямс, стал причиной того, что я сейчас делаю. Сам бы я никогда в жизни не решился купить журнал. И, тем более, писать в нем о своих похождениях и душевных терзаниях. Джек советует, цитирую, — Том, тебе нужно начать меняться. Я знаю, что ты не можешь поделиться с кем-то своими муками. Сделай тогда так, как велит душа. Расскажи их самому себе. Найди причину и избавься от неё. Заведи личный журнал и каждый день пиши о том, что с тобой произошло, что тебя терзает, что ты ждешь от жизни. Не приноси мне его. Просто пиши для себя. Никто не поймет тебя лучше, чем ты сам. Поверь мне, Том. — удивительный человек, не правда ли? Считает, что я увернусь от апатии, как от клинка убийцы. Стану борцом за свою жизнь и свое новое «я». Только у меня ничего не получится. Почему я настолько уверен? Не знаю. Может быть, я боюсь перемен? Об этом я тоже не знаю. Мне хочется изменений, но не хочется участвовать в этом процессе. Боюсь, что наркотики и алкоголь убили во мне последние человечные качества.

Кстати, насчет алкоголя. Вчера я проснулся в парке. Мои кроссовки полностью были в грязи. Когда-то они были белого цвета и сливались со снегом воедино. Лицо, по ощущениям, выглядело опухшим. И сам я был похож на томат — такой же красный. Только вот, разве что, никто ещё не использовал меня в целях обучения поцелую. Голова сильно гудела (могу сравнить со звуком, который доносится с железнодорожных путей в то время, когда по ним несутся поезда), а руки и ноги болели так, словно возмездие карало меня и било своим ледяным кулаком. Довольно удачно получилось, что проснулся я ранним утром и успел добежать до дома тропами, по которым никто никогда не ходил.