Дмитрий Стешин - Коротко и жутко. Военкор Стешин [litres]

К ночи нашлись дела для журналистского патруля. Едешь ты не просто так, а перепроверяешь какой-то важный порожняк. На ночь глядя. Что-нибудь этакое… тебе рассказали знакомые фуфлогоны с баррикады, попивающие чаек из закопченного чайника. Например, рассказали порожняк о сожженном правосеками ДК железнодорожника, в котором завтра будет референдум. Или уже не будет? Сейчас посмотрим. Местные жители поснимали все таблички с домов, чтобы врагам было сложно ориентироваться. Поэтому ты постоянно останавливаешься, спрашиваешь у каких-то темных теней дорогу. Тени несут какую-то явную х***ню про просочившихся в город бойцов нацгвардии, недавнем яростном, но беззвучном бое на ж/д вокзале и т. д. Пугают тебя. Они не знают, что ты за 11 лет ни одной войны не пропустил и мог бы сам тут навести такую тень на плетень… рассказать им о жизни после смерти и как правильно обретать экзистенцию. Но ты тоже забываешь про этот факт биографии под воздействием их заразного смятения. Слушаешь, киваешь. В темноте не видно, как в твоих зеленых глазах колотыми алмазами искрится смех.

Попутных машин нет и встречных тоже. Это очень плохо (для тех, кто понимает). Чуть поджавшись в кресле, едешь по безмолвным темным улицам дальше, весь такой напряженный и внимательный. Едешь и все замечаешь – все неработающие светофоры и все повороты… и тут – х***як – из кустов тебе под колеса прыгает бабка! А на следующем ложно-пустом перекрестке – дедка! Ты пытаешься сдать назад – и каким-то чудом в последнюю секунду видишь в зеркальце, в призрачных отсветах стопов, местного огольца на трехколесном велосипеде! Он проезжает мимо в сантиметре от заднего бампера и глядит в небо на медленно летящую красную трассирующую пульку. В стороне что-то начинает хе***чить все сильнее – и взлетают зеленые ракеты. А потом тихо. Пять минут, десять. Сидишь в машине как дурак, пучишь глаза во тьму, пока она не становится какой-то белесой. В формалиновом киселе уже плавают, пресмыкаясь, ужасы будущего.

Ты разворачиваешься, но не до конца совершаешь плавное движение по окружности – через перекресток бежит тетка и метит прямо тебе под колеса. А-а-а-а!

И ты едешь в гостиницу и там долго пьешь чай, а потом куришь, постелив диванную подушку на балконе. Тишина, в соседнем дворе кашляет кошка. Чуть дальше, на пределе слышимости – квакают жабы. Небо оккупировано «соколами Коломойского», у каждого жало толщиной с карандаш. Бьют в плоть беззвучно, как хороший кладбищенский плотник в край гробовой крышки забивает гвоздь по шляпку с одного скупого удара, в котором и мощь, и глазомер, и профессиональное презрение к смерти. Имеют начатки интеллекта, днем за минуту до артобстрела прячутся под кровать.

Перед сном плотно, тщательно и долго задергиваешь шторки. Зачем? Этого ты не в силах объяснить даже самому себе. Возможно, чтобы, проснувшись от удара, не ворочаться в салате из стеклянного крошева. Две трети кровати прикрывает стена в шесть кирпичей, и ты поджимаешь во сне задние лапы, чтобы они не высовывались в зону потенциального поражения. Ранним утром под городом кипит бой, но ты его не слышишь. Тебе снится белый ослятя со связкой баранок на шее вместо упряжи, на спине у осляти без седла, в охлюпку – сам архангел Михаил с пламенеющим мечом. Пытаешься вспомнить название меча – фламберг? Вспоминаешь-вспоминаешь, пока жало меча не превращается в острый луч солнца, осторожно вошедший в щель между занавесками. Вдруг этот луч-меч бьет в лицо – и ты просыпаешься.

Первая после недельной разлуки ночь в Славянске удивила качественным артобстрелом. Интенсивность и так нарастала с каждым днем, а к нашему прибытию в город достигла плато (по Шульгину [2] Александр Шульгин – химик, исследователь психоактивных веществ. , кто понимает). В эту тихую украинскую ночь укры опять пытались попасть по штабу ополчения, с перелетом в метров триста накрыв последние этажи домов по улице Ленина. На всех этажах гостиницы хлопали двери, и кто-то огромными обезьяньими прыжками прыгал через пять ступеней – как в далеком детстве. Помню, долго собирал «тревожный» рюкзачок, втянув голову в плечи, как напуганная черепашка. Сгребал в его раззявленную пасть аккумуляторы, зарядки, телефоны – самое дорогое и нужное. А грохот разрывов все приближался. Удар и дробная осыпь осколков – черти сыпали горох в пустое жестяное ведро. Потом я тоже прыгал через лишние ступени в бомбоубежище, краем глаза отмечая огромные световые окна на лестнице, прикрытые лишь кисеей, дымчатой, как мой разорванный сон.