Дмитрий Стешин - Коротко и жутко. Военкор Стешин [litres]

Ноутбук окончательно сел, и я пошел по битому стеклу к генераторам и там за пачку сухариков воткнул в розетки и компьютер, и телефон. Отходить далеко от своей техники не хотелось. Я повел очами окрест и зацепился взглядом за взгляд ополченца, сидящего в неизменной позе на том же самом месте. В его глазах плескалось безумие. Ножа у осетина уже не было – отняли сегодня днем, и он свободной и безоружной рукой прижал два пальца рогулькой к губам: «Есть курить?» Я присел рядом с ним, открытую пачку положил между нами на высохшую до порохового треска траву. Между пыльных ботинок осетина расположилось маленькое, игрушечное кладбище из трех крестов, воткнутых в аккуратные продолговатые холмики. Перекладины крестов с неким надежным изяществом были примотаны травинками. На эту икебану ушел не один час, и до завершения работы было еще очень далеко. На земле кучкой лежали ветки, отобранные для оградки. Не дожидаясь моих вопросов, осетин дотронулся до каждого креста: «Нана», «Лиана», «София». Главы семьи, отца, на этом игрушечном кладбище не было, его убили грузины еще в начале девяностых. Аслан, так назвался ополченец, ушел из дома за час до удара «Градов» по Цхинвалу. Передовые части грузинской армии уже смяли миротворческие посты, и редкие горожане потянулись на позиции – защищать город и близких. Женщины спрятались в подвале, над которым в сенях стояли пластмассовые канистры с бензином. Двести литров и еще машинное масло… Когда в дом что-то попало, каменный подвал превратился в нутро мартеновской печи.

– Я ни одной косточки не нашел – сказал мне Аслан. – Жесть с крыши прогорела… Я обрадовался – думал, успели убежать, а потом увидел материны и сестрины кольца, шкатулку с их цацками… Телевизор они еще в подвал унесли. Они все у стены сидели, рядышком. От балок ореховых пепел остался, а они просто испарились.

Мы молчали минут двадцать, прикуривали сигарету от сигареты. Мне не о чем было говорить с Асланом. Вообще не о чем. Расспрашивать, как он жил неделю назад, чем занимался? Поинтересоваться его планами на будущее в мирной жизни? Какая там жизнь, откуда она возьмется и от чего зародится в этих проклятых местах? Я перебрал слова и не нашел нужных, которые могли бы утешить этого человека. А те слова, что нашлись, даже внутри меня звучали лживо, дежурно и неискренне. Я лишь спросил:

– Аслан, а причем тут эта грузинская старуха? Ты ее знаешь?

Аслан ответил коротко:

– Не знаю. Ни при чем. И они ни при чем.

И показал на кукольное кладбище у своих ног. Я принес Аслану целую пачку сигарет и запасную зажигалку. Царский подарок в том времени и в тех обстоятельствах. Лицо у него дернулось при виде подарка. Возможно, это было подобие улыбки.

Записки в телефоне

Ночь на 20-е число:

Сейчас вернулись с Майдана. Зацепили две вещи – негр-украинец, который разносил бутерброды, и резко поменявшийся состав тусовки.

Исчезли дивные вьюноши-ролевики. Которые изящно носили противогазы. Им не хватало только плащей-занавесок, лосин и ботфортов со стразами.

Исчезли «мусорные воины», декорированные богато изолентой и кусками канализационных труб. В доспехах из электрощитков.

Исчезли кожаные «байкеры без мотоциклов» и «доноры почек» – водители «рисовых ракет» в пластиковых мотоботах и «черепашках». В дорогих мотошлемах.

Исчезли модники во флектарне и гансовках, разгрузках, трапециях, молли там, гортекс и все такое. Остались одни мужики от 30 годков…

Оценивая трезво новую карту Майдана, посмотрев на него изнутри, подозреваю, что его просто не смогли разогнать. «Сердцевина» не побежала.

Поразили две сцены на Майдане: женщина в дорогой шубке, фасующая коктейль Молотова, и толпы девчонок, ломающие брусчатку. Не все просто…

Перемирием, трауром на Майдане и не пахнет. Горят покрышки. Перед сценой формируют резервы, распределяют бойцов, щиты и броники.

Утро 21-го числа:

«Беркут» бежит с Майдана, отброшен за гостиницу «Украина».

«Беркут» отбросили к Банковой улице, радикалы опять заняли улицу Грушевского. Раненых десятки.

Лестница в гостинице «Украина» простреливается с холма, практически в упор, пытались подняться в номер, выйти в эфир.

Лифты не работают. Распахиваю дверь на черный ход – два выстрела в упор: не попали. Лица нам с оператором Сашей Беловым посекло кафелем да стеклом. Не попали!

Ссыпались по лестнице. Сашу Коца зажали на Институтской. У цоколя гостиницы. Улица простреливается, ему пока не выбраться.