— Присел я с мужиками, приглядываюсь, разговариваю, смотрю, нет Есенина. Где он? Начал искать. Слышу в одном углу тишина и его голос: стихи читает. Подхожу, он сидит на нарах, рядом бутылка со спиртом, а вокруг мужики, проститутки. Помню, одна старая, с верхних нар вот так свесилась и глядит на него, как на чудо какое, слушает, и все слушают. Лампа горит тускло, полумрак, лица вокруг небритые, пропитые, онемевшие, и он читает. Жутко глядеть! Потом он напишет: я читаю стихи проституткам, с хулиганами жарю спирт… А однажды я зашел в редакцию «Правды» по делам, а там пьяный Есенин, вдрызг, с гитарой, он часто бывал там у Бениславской, она потом застрелилась на его могиле, увидел он меня, отбросил гитару на диван, ухватил меня за грудки, начал трясти и спрашивает: — Ты меня понимаешь? — Понимаю. — А себя понимаешь? — Понимаю. — Ничего ты не понимаешь! — И толкнул на диван. Я шмякнулся прямо на гитару. Она подо мной — хрясь! Раздавил. Есенин схвати гриф и давай им бить по полу. Бил до тех пор, пока не разбил в щепку… Да, не берег он свой дар, и себя не уважал. Разве можно так… Был я у знакомых своих, а он им письмо прислал из Америки, там он был с Дункан. Начали читать письмо вслух. Есенин пишет, что рвется в Россию, а сволочь Дунька денег не дает. Он ее Дунькой звал. Все смеются, а мне стыдно за него: он что, сутенер? Нельзя так себя вести!
И каждый раз, когда мы приходили к нему, Леонид Максимович благодарил нас и непременно спрашивал: не заговорил ли он нас? И провожал до порога. Сам открывал дверь. А мы готовы были слушать его бесконечно. Однажды я был у него с женой. Таня тоже член Союза писателей и давно рвалась к нему, наслушавшись моих рассказов. С нами был Андрей Коновко, мой давний друг, писатель и директор издательства «Зарница». Леонид Максимович, увидев мою жену, молодую красивую женщину, сразу как-то подтянулся, взбодрился, говорил только с ней, расспрашивал. Она закончила литературный институт, и он рассказал, как он преподавал в Литинституте.
— Леонид Максимович, а в молодости вы были красивый!
— Вы видели, — встрепенулся Леонов, быстро вскочил со своего кресла, энергично пересек кабинет и стал снимать большую папку со шкафа.
Андрей Коновко помог ему. В папке были большие отличного качества фотографии. Леонов стал показывать их нам, говоря:
— Все мои, сам снимал… Это я в двадцатом году…
На фотокарточке был обаятельный парень, красавец, с доброжелательным, располагающим к себе, лицом.
— Вы очень похожи на одного из «На-На», — сказала Таня.
— На кого, на кого? — спросил Леонид Максимович.
— Певцы сейчас модные, красивые парни…
— А это моя жена, Таня. Она была дочерью известного тогда издателя Сабашникова.
— Красивая, — восхитилась Таня.
Действительно, жена его была на редкость красивой женщиной, и видно, добрая, добродушная.
— А это братья Сабашниковы, их трое, вот старший Федор, он знаменит тем, что купил тетрадь Леонардо да Винчи и издал ее во Франции в 1899 года… А это мы с женой в деревне, банька строится… Там же на мостике… на лугу…
— Ой, какие ромашки большие! — воскликнула Таня. — Леонид Максимович, вы отличный фотограф! Какие вы мгновения выбираете! Не фотография, а портрет, характеры видны, а качество какое высокое… Правда, говорят, что если человек талантлив в одном, то он талантлив во всем.
— Эти фотографии мы непременно включим в книгу о вас, — добавил я.
— Да, да. Я неплохо фотографировал, — согласился Леонид Максимович. — Было дело!
— А это я с Горьким, в Сорренто.
— Сколько вам лет здесь? — спросила Таня.
— Двадцать семь.
— Я люблю Горького читать, — сказала Таня. — Только что прочитала книгу Берберовой о нем: «Железная женщина».
Леонид Максимович вдруг быстро и молча повернулся к своему креслу, нагнулся и вытянул из-за шкафа большую фотографию в рамке под стеклом. На ней была группа за столом.
— Это мы в Сорренто, — показал он нам. — Вот Горький, я, а это баронесса Будберг, урожденная Закревскаяя. Сложная женщина, она была одновременно женой Горького и Уэльса, умная…
— Да еще и к Локкарту ездила, — добавила Таня.
— Сложная женщина, — повторил Леонид Максимович, — была история со мной… — начал он и взглянул на Таню, — потом расскажу, при Тане неудобно.
Я напомнил ему в другой раз, и он рассказал, как баронесса Будберг пыталась соблазнить его в Сорренто, но он устоял: зачем? Жена молодая, красивая. Стыдно было перед Горьким.
Леонид Леонов пригласил нас за стол, выставил хорошее вино, сам чуточку пригубил. За столом разговор зашел о Боге, и Леонид Максимович спросил у нас: верим ли мы в него?
Читать дальше