Таня Валько - Арабская сага

Гордый Фейсал, услышав такое предложение, возмутился. Он, совершенно обезумев, метался по кабинету из угла в угол.

– Что?! Вы хотите отнять у меня ребенка?!

– Ну почему же… – Мужчина съежился, услышав такое страшное обвинение.

– Я брошу вас в тюрьму! – угрожал чиновник. – Тотчас же организую тут проверку нравственно-религиозной полиции. Я вижу, что в больнице работают иностранные доктора вместе с врачами-женщинами, и даже подчас саудовками!

– У нас есть высшее согласие на это… Высокочтимый господин, который нами правит… – защищался либеральный саудовец, получивший образование в Америке и там же начавший свою карьеру.

– Не рассказывайте мне тут о короле и не прикрывайтесь какими-то необдуманными постановлениями!

Ортодокс был весь в пене и размахивал руками, как будто хотел ударить ни в чем не повинного человека. Он угрожал, ударяя себя по ноге своей плеткой:

– В этом медицинском учреждении не соблюдается разделение полов, а врачи-иностранки и медсестры не закрывают лица, а иногда – о ужас! – даже волосы! Я вам еще покажу, где раки зимуют! Я закрою эту клинику! Это дом разврата! – орал он как сумасшедший.

Когда немного остыл и сообразил, что переборщил, он подобрал свою длинную белую тобу [30]и помчался в комнату сына. Он решил взять его к себе, но только из-за того, что мальчик принадлежит ему и является его собственностью. Нежеланной и ненужной, но его. Никто его у него не заберет и не будет усыновлять! Как это бывало обычно на выходных, Карима не было в больничной приемной. Все знали, где малыш проводил каждую свободную минуту. Запуганный старый сторож показал Фейсалу дорогу к дому поляков. Саудовец уже издали услышал беззаботный смех ребенка и радостные крики взрослых, и кровь взыграла в нем.

– Тетя Крыся, посмотри, как я еду, посмотри!

Карим делал первые круги на маленьком трехколесном велосипедике, а супруги-поляки аплодировали ему.

– Давай, сыночек, езжай ко мне!

Кристина протягивала руки к улыбающемуся красивому малышу.

Фейсал прошел по боковой тропинке сзади дома, и его глазам предстала пастораль. Его Карим, с конструкцией, опоясывающей его больную ногу, старался крутить педали, а обрадованные супруги подбадривали его, наблюдая за его успехами с нескрываемым удивлением и любовью.

Как буря ворвался к ним саудовец. Он схватил перепуганного ребенка под мышку, а преградившую ему дорогу женщину наотмашь ударил по лицу.

– Депортация! – орал он во все горло. – Депортация в течение двадцати четырех часов! Без возможности вернуться! Молчать!

Он угрожал Анджею, который сделал в его направлении два шага.

– Одно только «но», и вы окажетесь в тюрьме за похищение ребенка. В лучшем случае вас ждет многолетний срок, но я вам обеспечу смертную казнь!

Шокированные и перепуганные, поляки не сделали ни единого движения, а Фейсал бросил извивающегося и кричащего сына на заднее сиденье джипа, сел за руль и рванул с места.

По дороге домой он решил, что среагировал чересчур резко. Он не представлял, что теперь делать. Жена ничего не знала о существовании его азиатского ребенка. Его ждал тяжелый разговор, а Карима – снова годы несчастий и унижения. Рьяный саудовец не простил поляков, и они должны были уехать из Саудовской Аравии. Но их знакомство с Каримом не закончилось, хотя тогда они были убеждены, что никогда больше его не увидят.

Маджида, жена Фейсала, была противной, завистливой и деспотичной женщиной. Они прожили много лет, однако она так и не родила мужу желанного сына, только двух дочерей – Амаль и Муну. Когда же Фейсал привез домой мальчика, рожденного от матери-азиатки, Маджида пришла в бешенство. Еще хуже для нее было то, что мальчик был очарователен и похож на отца. От матери он получил красивый медовый цвет кожи и немного раскосые глаза, но семитский большой нос и удлиненное лицо больше напоминало араба, чем азиата.

С первой минуты пребывания в доме Карим был обруган, унижен и истерзан. Хорошо, что Фейсал не привез его сюда сразу, тогда у слабого больного мальчика не было бы шансов выжить. Теперь, увечный, но здоровый и сильный, говорящий уже бегло по-арабски и по-английски, он старался справиться с ситуацией. Мачеха при малейшей возможности тайком издевалась над ним, выкручивала ему руки, била плетью по больной ноге. Ее дочери дошли до того, что подливали мальчику в питье слабительное или крошили аспирин в пищу. Поэтому Карим практически никогда не ел вместе с ними, только забегал время от времени в кухню и воровал еду, которую ел, спрятавшись в своей комнате.