Владимир Орлов - Усы - сборник рассказов, эссе, интервью

А каравеллы человечества в пути. Далеко ли они поплыли? Далеко ли приплывут?

Писатель Владимир Орлов стал знаменитым, когда в начале 80-х годов прошлого века журнал «Новый мир» напечатал его роман «Альтист Данилов». Главный герой романа — демон на договоре — очень полюбился доперестроечной советской интеллигенции. После развала СССР Владимир Орлов не изменил писательскому призванию. Он преподает в Литературном институте и пишет новые романы.

— Владимир Викторович, как вам нынче работается в Литинституте на Тверском бульваре, 25?

— Сейчас восстановили исторический забор на Тверском бульваре со всякими белокаменными деталями, а в самом институте все по-прежнему. Однако изменился состав студентов. Теперь к нам приходят поступать внучатые племянники постмодернизма. Очень на них сказывается влияние этого постмодернизма: используют чужие тексты, чужие ситуации.

— Но вы сами отбираете студентов в свой семинар?

— Да, как обычно. У нас по-прежнему есть творческий конкурс. Главным образом, я беру ответственность на себя за выбор тех или иных студентов. Я с заочниками работаю, раньше приходили люди вполне состоявшиеся, например, у меня в семинаре были и дьякон, и доктор наук, и солистка Большого театра, и летчик-истребитель, и даже инкассатор. А сейчас чаще всего поступают 18-летние, у которых, кроме школы, за плечами ничего нет, и понимания, зачем они приходят в Литинститут, тоже нет. Поэтому многие отсеиваются. К третьему курсу у меня из 24 набранных осталось 14 человек. Из них, я думаю, человек 5–6 одаренных, которые действительно что-то смогут сделать в литературе. Если предыдущие поколения семинаристов были людьми XX века и могли находить с преподавателями общий язык, то эти уже родились во время нашей смуты. У них в школах и семьях, видимо, не слишком велик интерес к культуре, образованию и литературе. Часто приходят люди мало начитанные, не знающие даже, какие писатели у нас были в 60-е годы прошлого века. Скажем, Трифонова или Казакова никто не знает. И на меня они уже смотрят как на человека из какой-то глубокой старины: типа Писемского или Вяземского. Первые занятия просто тягостное впечатление оставляли: я их не понимал, и они меня не понимали. Потом постепенно и контакт возник, и сама атмосфера института заставила их читать и серьезнее относиться к слову и работе над текстами. Хотя эти ребята пока еще очень сырые.

— А это правда, что вы своих студентов учите писать детективные и исторические романы?

— Я их заставляю писать остросюжетные произведения. Чаще всего люди не умеют строить сюжет. Из прошлого моего семинара почти все студенты написали и опубликовали детективы, а также исторические сочинения. Причем сюжеты не я подсказывал, они сами брали из того, что им было близко. Очень важен момент соперничества. Все-таки Литературный институт — прежде всего игра, необходимая для того, чтобы писательство не было полным занудством.

— Новые ваши романы «Шеврикука, или Любовь к привидению» и «Бубновый валет» настолько не похожи по стилю, как будто написаны разными писателями. Сейчас вы заканчиваете роман «Камергерский переулок». А его вы пишете в каком жанре?

— Как ни странно, и «Шеврикука», и «Бубновый валет» созданы в моем соперничестве со студентами. То есть я их заставлял писать детективные и исторические тексты, а сам в это время ничего не писал. У меня затянулся перерыв после «Аптекаря», когда в стране была сплошная политика и до литературы никому не было дела. Мне казалось, что вся моя проза никому не нужна, а потом все же возникло желание снова писать. После «Шеврикуки» я решил попробовать себя в жанре, который предлагал освоить студентам. Так получился «Бубновый валет». У меня уже был триптих «Останкинские истории»: «Альтист Данилов», «Аптекарь», «Шеврикука». После триптиха с определенной останкинской интонацией мне захотелось написать роман от другого лица и другим языком, чтобы не заскучать в этой интонации. Поэтому я придумал совсем другого персонажа и начал писать роман как детектив. В силу того, что я десять лет проработал в «Комсомольской правде» и работу журналиста хорошо знаю, я вспомнил обстоятельства 60-х годов в молодежной газете и вообще в стране. Поначалу мне было очень трудно находиться в шкуре своего персонажа-газетчика Куделина, а потом я с ним слился и пошли уже куски более яркие по языку. Это была намеренная задача, и мне было интересно это делать. А в «Камергерском переулке» я опять вернулся к фантасмагории.