Владимир Орлов - Усы - сборник рассказов, эссе, интервью

И он затолкал меня в квартиру к приятелю. На кухне у того на столе стояла бутылка «Старки», граненые стаканы, только что мытые, с капельками воды на донышках, а рядом лежали соленые огурцы, ломти орловского хлеба и серебряная кожа вяленого леща, для запаха.

— Разливай, — сказал Евсеев. — Ба! Да у нас «Старка» сегодня! Одну купил?

— Одну! Как же! Очередь выстоял, — сказал приятель. — Сколько в портфель вошло. На девять забегов хватит.

— Ну давай, давай, лей. А то нам еще бежать. Не то что тебе, лодырю!

Приятель, готовый на службу, разлил водку забытого цвета в стаканы, и один из стаканов Евсеев протянул мне. Стакан я невольно взял, но тут же спросил:

— А мне-то зачем?

— То есть как? Ты не пьешь, что ли?

— Пью… — смутился я. — Но ведь не с утра…

— А зачем же ты тогда бежал? — спросил Евсеев.

Он расстроился и смотрел на меня укоризненно, даже сурово, как бог знает на кого — как на провокатора или на лазутчика. Или хуже того. Как на человека, который только прикидывается пьющим.

— Я для здоровья бежал, — сказал я неуверенно. — Я за тем бежал, за чем ты бегаешь два года…

— Ну! — загремел Евсеев, — Стал бы я бегать, если бы жена разрешала мне пить дома! А приятель мой — холостяк… Стал бы я бегать! К лешему мне этот твой бег! И на костюм вот пришлось тратиться… Семьдесят рублей… Бегать! Фу ты, дрянь какая! Главное, для здоровья! Вот что для здоровья! И для бодрости! Пей. И не ломайся. Мужик ты или не мужик? Или ты не мужик?

— Мужик… — вздохнул я.

Выпили. Закусили. Серебряную шкурку леща понюхали по очереди.

— Утка — не птица, рыба — не кашалот! — торжественно и смачно провозгласил Евсеев и с упоением потер руки. Удивительно, отчего из его ладоней не вырвалось пламя. Этакий здоровяк, подумал я, он и на руках сможет теперь домой дойти! — Ну вот, а ты ломался, — сказал мне Евсеев с явным одобрением. — Я уж было расстроился… А то, понимаешь, доза для нас двоих была чрезмерная… Мы ведь не для куражу, а для бодрости. Третий нам кстати… Спарринг-партнер… Или ты недоволен?

— Да как-то непривычно…

— Совесть тебя, что ли, мучает, что с утра? Это, брат, предрассудки… Я тебе скажу: с утра — самое полезное… Не мы одни, а и государственные люди тоже… Вот Петр Первый, он, говорят, если с утра стакан не брал, то и Россию не мог на ноги ставить…

— А окно-то к ним он подавно не мог рубить, — вставил приятель.

— Ну, насчет окна — это вообще! — подтвердил Евсеев. — Или вот полководцы. Один маршал или генерал, не помню какой…

Тут он рассказал случай про этого маршала или генерала, неизвестно какой страны, то ли нашей, то ли ихней. В общем, про Ворошилова. Однажды он собрал поутру перед сражением весь свой офицерский состав, они стали «смирно», а он грозно их спросил: «А ну, кто пьет с утра, признавайтесь, шаг вперед…» Один только офицерик и шагнул вперед. Тогда этот маршал или генерал, этот Ворошилов, приказал принести два стакана водки, или шнапса, или виски — одна радость! — и с офицериком выпил. И сказал: «Вот с ним и пить и воевать можно! А вы, все остальные, трусы, кого обмануть хотите?..»

И выиграл сражение.

— Сколько с меня? — спросил я.

— Когда обычная — рубль двадцать, — сказал Евсеев. — А сегодня — рубль.

— Рубль четыре, — поправил приятель.

— У меня с собой нет. У меня и карманов нет.

— Ладно. Завтра занесешь, — махнул рукой Евсеев. — Нам и бежать пора.

— Бегите, бегите, — улыбнулся приятель.

— А ты не ехидничай, лодырь! — сказал Евсеев. — Сейчас пробежаться — одно удовольствие. Вон какие у меня мускулы на ногах стали. Потрогай.

Но приятель только брезгливо махнул рукой.

Теперь уже Евсеев в лифте чуть ли не бежал на месте. Опять ему было невтерпеж. Сил у меня явно прибавилось. Несомненно, подумал я, в тренировочном методе Евсеева что-то есть. В смысле использования ресурсов человеческого организма. Давно я так легко не бегал. А Евсеев опять был красив. В особенности когда мы выскочили на открытое пространство нашего двора и понеслись по бетонной тропинке под тополями и каштанами. Тут он так элегантно и мощно вскидывал ноги, так порхал, что для меня стал походить на дивного спортсмена, который несется сейчас по праздничному стадиону с олимпийским факелом в руке, чтобы на глазах у миллионов зрителей зажечь пламя в заветной чаше. Может, и Евсееву такая мысль заслонила мозги, потому что и в нашем подъезде он бросился яростно бежать по лестнице, словно лестница эта вела его именно к олимпийской чаше, а не к жене. И я бежал за ним.