Тамара Стоун - Если бы мы знали

– Извини, все никак не наемся, – сказал он со смешком.

Я рассмеялась.

– Ничего, это же хорошо. Ешь сколько влезет. А там, глядишь, сбавишь обороты и даже успеешь прочувствовать вкус, – пошутила я. – Но…

Он меня перебил:

– Так в этом и соль! Я прекрасно его чувствую. Как будто вкусовые рецепторы работают на полную мощность. – Он отпил еще воды. – Даже эта вода просто потрясающая на вкус.

– Может, это из-за лекарств? – предположила я, все еще улыбаясь.

На самом деле причина меня не волновала; главное, что прежний Люк вернулся.

– Возможно. – Он залпом допил мою воду.

Потом он вытащил из кармана пачку мятных конфет. Мне вспомнилась упаковка, приколотая на доску над моим письменным столом. Та, на которой он нарисовал карту.

Я повернулась к Люку, перекинула одну ногу через скамью, а другую положила ему на колени. А потом взяла его лицо в руки и поцеловала. На вкус он был как мясная нарезка, кукурузные чипсы и мята, причем смешанные вместе, но меня это не волновало. Я просто радовалась, что он вернулся.

– Это за что? – спросил Люк.

– У тебя есть планы на вечер субботы?

– Хм-м… Суббота… – Он задумчиво поднял взгляд, словно мысленно сверяясь со своим календарем, забитым разнообразными событиями, и я хихикнула, потому что знала, что никаких дел у него быть не может. – Нет, а что?

– Отлично. У нас свидание.

– Да?

– Ага.

– Что будем делать?

– Не скажу. Это сюрприз.

Он прижался своим лбом к моему.

– Я люблю сюрпризы.

– Знаю. – Я еще раз его поцеловала, поднялась со скамьи и взяла свой сэндвич. – Мне надо на репетицию. Мы сегодня поедем на матч?

– Я заберу тебя в шесть.

Я уже собиралась уходить, когда он схватил меня за запястье.

– Эм? Это глупо, но можно тебя кое о чем попросить?

– Можно, конечно.

– Наденешь сегодня мою куртку? Знаю, звучит по-дурацки, но я чувствую себя прежним, когда вижу тебя в ней.

Я обняла его за талию и прошептала ему на ухо:

– Так и собиралась сделать.

– Спасибо.

Он притянул меня к себе и страстно поцеловал. Не по-школьному. Совсем нет. Это был такой поцелуй, от которого хотелось перенестись в уединенное местечко и провести остаток дня только вдвоем – просто болтать, смеяться и целоваться до самой ночи. Боже, как мне не хватало этих поцелуев!

Я вышла из столовой и пошла в театр легкой, практически летящей походкой. Люк вернулся. Он снова такой, как раньше. Мы все те же Люк и Эмори, и теперь у нас все будет хорошо.

После репетиции «Рассвета Воскресения» я поднялась к будке звукозаписи и постучала. Аарон открыл дверь так быстро, как будто стоял за ней и ждал меня.

– А вот и ты. Как раз вовремя. Заходи.

Он сел на табурет и взялся за мышку.

– Я немного его высветлил. Знаю, Люку хотелось снимать видео в темноте, и оно все равно стало бы зернистым, если бы я попытался сделать изображение еще ярче, но так его, по крайней мере, чуть лучше видно.

Люк по-прежнему оставался в тени, и картинка выглядела все так же загадочно, но на его лице теперь можно было различить улыбку. Изображение стало более четким, но не слишком светлым – как он и хотел.

– Идеально.

Аарон включил проигрыватель.

– Привет. Меня зовут Люк. Честно говоря, я не уверен, зачем я это делаю.

Мы с Аароном сидели в полной тишине, внимательно слушая историю Люка о густой синей воде, о комнате без стен, о чувстве безграничной любви. Потом Люк щелкнул пальцами и объяснил, как все это закончилось – благодаря моим словам. У меня сердце кровью обливалось. Выражение его лица изменилось. Он замялся. Тут прозвучал мой вопрос:

– Как думаешь, ты видел Небеса?

Он рассказал о страхе смерти, о том, что его душа осталась цела и готова была перенестись в иное место. Потом Люк посмотрел прямо в камеру и произнес:

– Я очень рад, что выжил, но не сомневаюсь, что однажды вернусь в ту воду. Я еще не готов покинуть этот мир, нет, но я больше не боюсь смерти.

Экран потемнел.

– Потрясающе, – сказала я.

– Да, согласен. У Люка есть очарование и харизма. Его рассказ цепляет с самого начала, еще до того, как он доходит до описания той воды. Он такой… настоящий.

Я понимала, что имел в виду Аарон. Монолог Люка был искренним и эмоциональным, не отрепетированным, впечатляющим и жизнеутверждающим, и он заставлял задуматься. От него мне хотелось одновременно реветь и кувыркаться колесом.

– Мне это напомнило о ребятах, у которых мы брали интервью для видео, – добавил Аарон. – Их исповеди тоже звучали серьезно и душевно, и при этом не слащаво. Честно говоря, у меня есть одна идея.