Тамара Стоун - Если бы мы знали

Я была вымотана. Руки дрожали, дышала я редко и отрывисто, во всем теле чувствовалась тяжесть. Мне не терпелось уснуть, но я не могла больше откладывать неизбежное.

Я достала телефон и написала Ханне сообщение: « Спасибо, что нашла Люка. С ним все будет хорошо ».

В отличие от множества других сообщений за последние два с небольшим месяца, которые я удаляла, не отправив, это попало в папку «Отправленные». Я немного подождала ответа, но на экране так ничего и не высветилось, так что я опустила голову и закрыла глаза. Я представила, как мы с Люком едем на машине вдоль берега, окна опущены, музыка гремит, наши пальцы сплетены. Улыбнувшись, я задремала.

Мне было очень тепло. В глаза светило солнце. Я потянулась за одеялом, чтобы накрыть им лицо, но ничего не нащупала. Тогда я плотнее сжала веки, повернулась на другой бок, глубоко вдохнула и поморщилась. В нос ударил резкий запах. Лимона. Аммиака. Грязных носков. Я приоткрыла один глаз и поняла, что уснула в машине Люка.

Шея у меня затекла, спина болела, и я со вздохом потянулась, разминая мышцы. Я не сразу вспомнила события прошедшей ночи, пока не поняла, почему глаза у меня красные и опухшие, а горло пересохло и зудит.

Я взяла телефон с пассажирского сиденья. Четыре сообщения от мамы, все отправлены глубокой ночью. И одно сообщение, которое привлекло мое внимание. Оно пришло всего полчаса назад, в шесть часов сорок три минуты утра:

Эмори: Спасибо, что нашла Люка. С ним все будет хорошо.

Я заправила прядь волос за ухо и выпрямилась. И уставилась в экран.

– Нет, – прошептала я – не потому, что разочаровалась, а потому, что мне в это не верилось. Я перечитала сообщение. И еще раз. И еще.

С ним все будет хорошо .

Я уже собиралась написать Эмори ответ, когда у меня зазвонил телефон и на экране появилась мамина фотография. Я тут же сняла трубку и спросила:

– Это правда?

– Да. Похоже на то. – Она смеялась, будто сама не верила своим словам. Потом она принялась поспешно мне все объяснять и сыпать такими словами, как «переливание крови», «операция», «швы», но у меня ничего не откладывалось в голове. Все детали ускользали, как песок сквозь пальцы.

Люк не умер.

Он жив.

– Я хотела позвонить еще несколько часов назад, но тогда его состояние было не то чтобы стабильным, и я не хотела давать тебе ложную надежду, – объяснила мама. – А когда врачи сказали, что его жизнь больше не в опасности, я сразу же тебя набрала.

– Он в порядке?

Я все еще не могла в это поверить.

– С ним сейчас Эмори, – ответила мама.

Как только я услышала ее имя, мне сразу же вспомнилось письмо, которое валялось на полу в машине Люка, и то, как у меня болела за нее душа.

– Скажи ей, что я скоро приеду.

– Ханна, подожди… – начала было говорить мама, но я повесила трубку до того, как она закончила предложение.

Я побежала в дом, чтобы поделиться с папой радостной новостью. Не успела я переодеться в джинсы и чистую футболку, как он уже налил в свой термос свежезаваренный кофе, в мой – горячий чай и крикнул с кухни, что готов выходить.

Больница находилась всего в шести кварталах от нашего дома, но мы ехали в тишине, и я повторяла про себя все, что скажу Эмори.

Извини. Извини, что тебе пришлось это услышать. Извини, что не заступилась за тебя. Извини за то, что я сказала. Я не это имела в виду. Прости меня, пожалуйста. Я так больше не могу. Я хочу помириться.

Через десять минут папа затормозил на парковке у больницы. Он нашел пустое место в переднем ряду и заглушил двигатель. Я сразу же выскочила из машины. Папа поспешил за мной.

Мама сидела в приемной одна. Она сказала, что мама Эмори поехала домой, чтобы захватить чистую одежду для Эмори, родители Люка только что отправились забрать его машину и взять из дома кое-какие его вещи, а Эмори все еще сидит в палате Люка, но он проснется не раньше чем через несколько часов, потому что его напичкали лекарствами.

– Можно к нему зайти? – спросила я.

– Только родным, – сказала мама. – Меня не пустили.

– А Эмори пустили?

Мама ненадолго замялась.

– Родители Люка сказали, что она член семьи.

– Я должна его увидеть. – Мне не нужны были часы или даже минуты, мне необходима была всего одна секунда – две, не больше, чтобы убедиться, что он жив, чтобы заменить жуткую картинку, засевшую в голове, новой, которая не будет являться мне в кошмарах до конца жизни, увидеть, что его грудь вздымается и опускается, щеки приобрели прежний розовый оттенок, а кисти рук расслаблены и не сжаты в холодные кулаки.